Маски сброшены - [13]

— Но не забывай, что одновременно с проблемами в твоем так называемом единоличном управлении делами имеются и определенные положительные стороны. Насколько мне известно, почти все ваше совместно нажитое имущество и вложения принадлежат тебе и Алексису. Ты умело совершила несколько сделок, благодаря которым, к тебе перешло все это.

— Я всего лишь обезопасила себя и Алексиса от разорения.

— И в результате всего: у князя остался лишь его старый особняк и опустошенные земли, на которых уже давно вырублены леса, и разобрано все, что только можно было разобрать. Он живет на содержание, которое ему выплачиваешь ты.

— И притом ещё погашаю его постоянно возникающие долги.

— И все же он в твоей власти, — заключила Элеонора Львовна. — Так пользуйся же этим! Он превратил твою жизнь в ад, — сделай то же самое с ним. Найди себе любовника. Только сделай это осторожно, ни в коем случае не допуская скандала и сплетен вокруг своего имени!

— Что вы такое говорите, маменька?!

— Кстати, это неплохая идея! Так ты сможешь одновременно сделать приятное себе и отомстить князю за его измены. Ты ещё молода и красива. У тебя большие шансы. Поверь мне, Елизавета, нет ничего более унизительного для мужчины, чем зависеть от женщины, которую он ненавидит. Тем более, если это его собственная жена, могущественная и сильная, и если с ней рядом другой. Из этого может получиться отличная месть. Твой муж будет пресмыкаться перед тобой и твоим избранником. А ты собралась разводиться! Это глупо! Ты сделаешь хуже только себе.

— Довольно, маменька! — остановила её Елизавета, стараясь сохранить твердость и спокойствие. — Мое решение развестись — окончательно. Убеждать меня в обратном — бесполезно. На меня больше не действуют ваши убеждения, как это бывало ранее. Слишком дорого я неоднократно платила в свое время за то, что отступала от своих решений и внимала вашим советам. А вы пользовались либо своей родительской властью, либо моей доверчивостью и неосведомленностью. Вы знали, что из себя представляет князь Дмитрий Ворожеев, и тем не менее принимали необыкновенное усердие, чтобы выдать меня за него замуж. У вас имелся в этом свой интерес. Вам необходимо было при помощи этого брака поправить свои финансовые дела. И сейчас у вас имеется определенный интерес — сохранить доброе имя семьи.

— Не смей говорить со мной в таком тоне! — оскорбленно произнесла Элеонора Львовна. — Я твоя мать, и ты должна относиться ко мне с уважением!

— Я отношусь к вам со всем уважением, на которое только способна дочь, пострадавшая от интриг матери. Иначе бы я просто не стала вас слушать, и мой тон был бы гораздо оскорбительнее.

— Что ж. Свое слово ты сказала. Теперь я скажу свое.

Она поднялась с кресла, демонстрируя тем самым свою готовность покинуть этот дом и нежелание дольше оставаться с дочерью. Никогда ещё дочь не была так непреклонна и никогда не давала такой решительный отпор. Родительское самолюбие Элеоноры Львовны было оскорблено.

— Если ты разведешься с мужем, двери моего дома навсегда закроются для тебя, — заявила мать, выводя каждое слово. — А я постараюсь забыть о твоем существовании.

Столь суровое заявление матери потрясло Елизавету. Однако она встретила его с ледяным спокойствием.

— Вы говорите это всерьез, маменька? — спросила потрясенная дочь.

— А разве я похожа на шутиху? — надменно вскинув голову, съязвила та.

Дочь взглядом несправедливо обвиненного человека посмотрела на нее.

— Всего хорошего, — в заключение произнесла мать. — Провожать меня необязательно.

С этими словами Элеонора Львовна направилась к выходу. Елизавета не стала пытаться останавливать её при помощи просьб, возражений, обещаний. Все её эмоции словно застыли где-то внутри неё после неожиданного заявления матери. В глубине души Елизавета чувствовала, что мать никогда не отречется от неё и не станет наказывать её своим родительским презрением. Все это лишь пустые угрозы, необходимые для того, чтобы заставить дочь изменить свое решение. И тем не менее это было очень больно!

Елизавета откинула голову на спинку кресла и полуприкрыла веки. В таком неподвижном состоянии она просидела довольно долгое время. Со стороны можно было подумать, что она заснула, но на самом деле она погрузилась в отрешенную задумчивость.

Приятный голос сына, неожиданно раздавшийся в нескольких шагах от нее, вывел её из отрешенного состояния.

— Матушка! Вы здесь? — позвал он её.

— Алексис? — удивилась она.

Елизавета поднялась с кресла и направилась к нему. Ее лицо, ещё некоторое время назад опечаленное и поникшее, при виде сына просияло. С материнской нежностью она сжала его в объятиях.

Алексею Дмитриевичу Ворожееву или же просто Алексису, как называла его Елизавета, а вслед за ней — все близкие ему люди, было девятнадцать лет. Однако выглядел он немного старше своего возраста. В нем не было той беззаботности и избалованности, что обычно свойственно молодым людям его возраста и происхождения. В его взгляде чувствовалась серьезность, а в поведении — сдержанность. Черты его лица были правильными и аристократическими, и очень напоминали черты лица матери: те же глаза, та же улыбка, то же обаяние. Но вместе с этим, назвать его копией своей матери было никак нельзя. У него была иная форма лица, иная мимика, более уверенные и твердые движения. Алексис был выше среднего роста, строен и красив. Что касается той одежды, в которой он предстал перед матерью, то на нем был обычный дорожный костюм, немного запыленный и помятый. Его черные волосы средней длины были потрепаны ветром и обсыпаны песком. Но подобный вид нисколько не умалял его красоты. Наоборот, в таком виде его красота приобретала яркость, потому что в ней отчетливо проявлялись: мужественность и духовная сила.