Маски любви - [47]

Самуил напряженно молчал, предполагая дальнейший ход мысли Сандры.

– Мне известно, что ты не очень доверяешь бескорыстию Дастина. Если подумать – это справедливо… Хотя я убеждена, что муж любит меня. Конечно, все может измениться, и прочее, прочее… Дастин отказался в брачном контракте заявлять претензии на мою собственность. Думаю, его не надо смущать моим завещанием. Эта бумага будет храниться у тебя, Сэм, на всякий случай… Ну, на всякий ужасный, идиотский, невозможный случай. И никто не будет знать об этом. О'кей?

– О чем, детка? Ты не сказала, что хочешь написать в своем завещании, – кисло заметил Самуил.

– Ах, это же ясно. Основным наследником в случае отсутствия детей я объявляю Дастина… Согласись, будет он меня любить по-прежнему или охладеет – Дастин достоин богатства и сумеет распорядиться им справедливо.

Самуил вздохнул:

– Не стану спорить. Но условие секретности должно быть соблюдено. Зачем взваливать на плечи парня такую ответственность.

– Верно. – Сандра нахмурилась. – Я думала о том, что своим завещанием как бы покупаю любовь мужа. Дастин почувствовал бы себя очень неловко в роли наследника миллионов. Бедняге пришлось бы проявлять нежность и участие, когда любовь угаснет. Ему лучше не знать о завещанных мною деньгах.

– Ну, не стоит так печально смотреть на семейную жизнь, множество пар доживают до золотой свадьбы, не утратив привязанности друг к другу, – сказал Самуил и подумал: «Эх, детка! Все равно наоборот: страсть красавчика не иссякнет до тех пор, пока он не узнает, что женился на бедной и стал наследником мифического состояния».

8

Несмотря на вертящиеся под потолком лопасти мощного вентилятора, в комнате стояла влажная духота. Сквозь спущенные жалюзи пробивались лучи утреннего бразильского солнца, оставляя на пестром коврике в изголовье кровати яркие полосы. С плетеных кресел свешивались наскоро сброшенные вещи, вокруг вазы с фруктами, стоящей на низеньком столике, кружили мухи. Одна из них неспешно обследовала стенки пустых стаканов с желтоватой жидкостью на донышке.

Клер ненавидела эту комнату и этот жалкий поселок с гордым названием Лос-Энсимас, где проходили съемки бесконечного сериала «Сладкая месть», и сам сериал, в котором ей приходилось изображать благороднейшую, но властную матрону, испытывающую порочную страсть к собственному конюху.

Уже три дня она страдала от жары, отсутствия привычного комфорта в убогом кемпинге, куда бразильский администратор фильма засунул приехавших американцев. Конечно, она не удержалась бы от грандиозного скандала, если бы все не переменилось вчера вечером. Протянув руку, Клер коснулась груди лежащего рядом мужчины, провела ладонью по его крепкому, подтянутому животу, опускаясь все ниже.

Он сел, протирая глаза и морщась от головной боли.

– Что, немного перебрал, малыш? – Налив виски, Клер плеснула содовой и протянула стакан своему любовнику. Тот выпил и глубоко вдохнул жаркий воздух, раздувая грудную клетку. Потом выдохнул через нос, по-йоговски подтянув под ребра брюшной пресс, и весело посмотрел на нее:

– Кажется, полегчало. Послушай, ты сегодня ни разу не назвала меня «сладким», и я не услышал ни одного лестного слова в адрес предмета, который тебе так нравился. Это что – обида или охлаждение?

Клер засмеялась:

– Это перестановка фигур. Рокировка, как говорят шахматисты… Думаешь, я не знала, что бешу тебя своими постельными монологами? Хм, конечно, знала. Но ты принадлежал мне, понимаешь? Ты был моей собственностью, и я имела полное право вести себя так, как хочется мне. А мне нравилось помучать тебя, мой нежнейший эстет, предпочитающий трахаться под Бетховена. Теперь ситуация изменилась: преуспевающая, но, увы, не совсем юная звезда Клер Ривз заманила в постель главу солидной газеты, чтобы усладить и привязать к себе. Она с нетерпением ждет, когда «Ироничный наблюдатель» вспомнит о «яркой, колоритной актрисе», которой он некогда уделял столько внимания. – Голос Клер, продолжавшей ласкать Дастина, перешел на томное мурлыканье. – Ведь ты еще способен замечать кого-то, кроме своей парализованной куклы?

– Если сомневаешься, то зачем выманила меня сюда? Репортаж со съемочной площадки «Сладкой мести» должен превратиться в сплошные дифирамбы в твой адрес, я правильно понял?

– А разве не так? Ты не доволен мной, милый?

– Ты неподражаема и знаешь это. Сегодня у меня возникло такое чувство, что я провел ночь с абсолютно неизвестной мне женщиной. Но это была именно та женщина, о которой я мечтал все эти месяцы.

– Естественно, дорогой, я же провожу на съемочной площадке по десять часов в день. И знаешь, чем я там занимаюсь? Млею от страсти, ну, буквально плавлюсь, как масло на солнце. Бразильский костюмер упаковывает мою грудь в такие корсажи, что не обнажиться просто невозможно. И, знаешь, всякий раз, как он появляется рядом, вот эти штуки (Клер приподняла свои груди) буквально рвутся к нему навстречу! Это и есть великая сила искусства.

– Кто же так возбудил мою девочку?

– Ах, милый! Ты совсем не в курсе нашего сериала. Конюх! Мой личный конюх – здоровенный детина с приплюснутым носом, весь в волосах и с огромными ручищами! Педро Фуэнтос действительно был жокеем… – Клер опустила ресницы. – Интимные сцены удаются ему совсем неплохо. Такие мощные данные…