Маски. Карнавал судеб - [52]

И все же она безумно хотела уехать, вырваться из тисков Тонио и замужества, которое убивало ее душу.

Манхэттен

В течение ряда десятилетий движущими силами революционного процесса в Сан-Мигеле были в основном монтаньерос — представители горных племен, населяющих внутренние области страны. Потомки беглых рабов, они время от времени доставляли мелкие неприятности правящему режиму в ходе хоть и вялотекущей, но непрекращающейся партизанской войны. Они грабили продуктовые склады, перерезали линии электропередач, нападали на товарные поезда, следующие без охраны.

Если их ловили, то расправа была скорой и ужасной: чернорубашечники из команды Тито Дюмена пользовались дурной славой искусных палачей. Излюбленным их занятием было избиение провинившихся кнутами из буйволиной кожи и электрическими проводами, от свиста которых воздух буквально начинал петь. Поразмявшись таким образом несколько часов, заплечных дел мастера отправляли своих жертв на тот свет, а окружающий мир и не подозревал об этом…

Как однажды высказался диктатор в узком кругу доверенных лиц, небольшое кровопролитие — неизбежная цена, которую приходится платить за власть. А мятежники если и доставляли ему какие-то хлопоты, то не большие, чем слону укус комара.

Зимой 1981 года волнения стали вспыхивать и на фермах, и в городских трущобах, и даже в курортной зоне. По иронии судьбы, причиной послужило одно из самых прогрессивных начинаний госсекретаря Тонио Дюмена.

В Сан-Мигеле началась эпидемия лихорадки среди свиней. По рекомендации Всемирной организации здравоохранения Тонио издал декрет о ликвидации всего поголовья местной породы черных свиней и постепенной замене их на привозных бело-розовых хрюшек, на которых вводился повышенный налог. Иностранная фирма, подписавшая контракт на поставки, пошла на скидку в один доллар с каждого животного. Разница должна была идти непосредственно в карман Тонио, чем, разумеется, сделка была для него еще более привлекательной: кто сказал, что нельзя вершить благие дела и при этом погреть руки самому? А пока будет идти эта перестройка в свиноводстве, народным массам придется обойтись без свинины…

Если бы Тонио был ближе к своему народу, он вспомнил бы, что черная свинья считалась святыней домашнего очага, олицетворением духа Уксмэна, покровителя свиней, от которого зависел урожай, а стало быть, и благополучие семьи. Каждую Пасху, согласно древнему обычаю, происходила торжественная церемония жертвоприношения свиньи, что обеспечивало не только праздничный стол, но и гарантию того, что боги должным образом ублажены.

Однако в этом году ритуал не был соблюден. Таким образом, Тонио одним ударом лишил своих подданных традиционной пищи и оскорбил их религиозные чувства.

С каждым днем напряженность в Сан-Мигеле нарастала. Ночами воздух взрывался ружейными выстрелами, по утрам мусорщики собирали трупы убитых. И хотя власти отвечали на террор контртеррором, ряды повстанцев росли. В партизанскую войну втягивались священники, крестьяне, интеллигенция, ремесленники, торговцы, а позднее и иностранные волонтеры — добровольцы, хлынувшие в Бенедикту в надежде на настоящую, полноценную революцию.

Даже в «Парадизе», разместившемся высоко над городом, были слышны крики толпы и грохот взрывов «коктейля Молотова».

«Достаточно, чтобы помешать послеобеденному отдыху…» — мрачно отмечал Тонио.

Зато в клинике Карнеги, где лежала умирающая Бетт, ничто не нарушало царящей там тишины.

До сих пор ни один метод лечения не дал никаких положительных результатов: болезнь оказалась очень запущенной, объяснил доктор Осборн — невысокий и полный деловитый человек, напомнивший Ким доктора Фрэнкла. Он мог быть пугающе прямолинеен и не скрывал, что Бетт быстро приближается к своему концу.

— Ей надо было начать лечиться много месяцев назад, — ворчал он.

— Я знаю, — откликнулась Ким, — но она хотела в последний раз как следует поразвлечься.

Доктор пожал плечами:

— Не слишком-то много удовольствия могла она получить: ее должны были мучить сильные боли.

— Моя мать очень волевая женщина. Так что же теперь?

Как заявил ей врач, оставался только один выход: пересадка костного мозга в сочетании с лучевой терапией может в случае удачи замедлить развитие болезни. Лучше всего было бы пересадить совершенно идентичную субстанцию — например, от близнеца, если бы таковой у Бетт имелся. Но, к сожалению, это был не тот случай.

— Какая ирония судьбы… — поразилась Ким. — Я сама мать близнецов.

Другая возможность, с меньшей надеждой на удачу, — пересадить костный мозг от ближайшего родственника: родителей, брата или сестры. Доктор Осборн просмотрел медицинскую карту Бетт.

— Ваша мать указала, что у нее нет никого из близких. Насколько вы знаете, так оно и есть?

Насколько она знала — да, хотя и не могла бы поклясться в этом. На самом-то деле она имела весьма смутное представление о подноготной своей матери… Почти такое же смутное, как и о своем отце.

Она прямо взглянула в глаза врачу:

— Боюсь, кроме меня у мамы никого нет.

— Тогда дело за вами, молодая леди. Будем надеяться, сработает.

Он предупредил, что процедура ждет ее не из легких: Ким получит местное анестезирование, и у нее возьмут вытяжку костного мозга из тазобедренной кости. Вся операция займет часа три, но после нее у Ким в течение нескольких дней могут продолжаться боли.