Маски - [111]

Тут профессор вскочил: глаз – морозистый; выпуклый лоб, точно в шлеме гребнистом, нацелился твердым булыжником на кости лобные гадины, а жиловатой рукою нацелился на Домардэна:

– Вы будете долго искать его, и не отыщете!

– Как это так не отыщем, – ответила гадина, – вам потеряться не так-то уж просто.

– Пред вами захлопнутся двери, а мы с ним – пройдем.

И профессор всем корпусом, а не плечом, пырнул носом, как злой носорог, протаранивший рогом; а руки – по швам; и до выпота их зажимал в кулаки он.

Велес торопился додергать:

– Кусает и усом трясет!

И, расставивши фалды, им зад показал.

Он ушел, хлопнув дверью.

Куда вы зовете?

– Куда вы зовете? И как мне пройти?

Мандро думал, что бегство – удастся: вдвоем, куда нужно; что их не найдут, потому что спаситель имеет, наверное, все основанья знать меры, им принятые для укрытия беглого.

Час этот – их!

Он воскликнул:

– Никто не умеет так действовать: где научились вы этому? И не профессор, а лоб, перед ним изгибая морщину могучую лобною кожею, – запечатлел:

– Это вы научили меня.

– Как подоблачным громом ступаете: полки шатаются; как научиться мне поступи эдакой?

– Поступь приходит – поступками.

И посмотрел через стены, которые – дым беловатый в глазах у Мандро: белоглавая туча несется сквозь стены; как издали, – все: и, как издали «этот» – стоит в седине, как в венке из ковыли!

Все это мелькнуло – в Мандро.

Но, как солнце, играющее книгой блесков в заре, ликовал на ликующего глаз профессора: блесками; точно он бил молотками до искр по скрещению лобному своим гигантским лицом, промышляющим руку: шатались в Мандро восприятия зрительные.

А профессор с притопом чеснул под окошко рукой с париком, точно с чашей пустою; и солнечно вспыхнули красные просверки.

Тут же: чеснул от окна с париком, точно с полною чашей, на желтую лысину; и опрокинул на желтую лысину

силу свою:

– Я ссуженное вами же – вам возвращаю!

Усы, как две рыбины, выплеснулись, как хвостами серебряными; и – опять унырнули: в ничто.

И парик положил он на стол.

Разумел же он —

– муки, Мандро приготовленные!

И, пристукнувши ботиком, сквозь потолки!

Тот – не понял.

И думал, что речь – о спасении: от ожидаемой кары.

Увидя, что он бородою сверкает в луче и сжимает дрожащими пальцами пальцы под горлом, подумал, что странно стоять: хлопать глазом; не бухнуть ли в ноги: лежать при ногах, закрываясь руками? Он весь сотрясался лукавыми помыслами: может, может профессор заверить в судах, что – не он приходил за открытием, а дед, «Мордан», перепоица, дряхлый беспутник, которого видели же, что не он выжег глаз; они вместе с профессором, став пред судами, присягою ложной заверят, – что – так!

Проскрипел, точно дно парохода о мель:

– Погибаю!

– Да нет же-с: эхма! Как вы можете эдак!

– Спасите!

– Уже-с!

– Не губите!

Профессор – расплакался:

– Не понимаете вы!

И портьера, как рожа, оскалилась диким раздвигом, как ртом; в ней – четыре тряслись головы, как четыре оскаленных зуба.

____________________

Слезами играл глаз безумца, заплакавшего в пуп земной, косный, злой – над мучениями: тела этого! И бородой, как кустом загоревшимся, требовал, – не от Мандро, – над Мандро – в золотые столбы пылевые, как бы развеваясь телесными недрами перед ковром, на котором в кирпичные, синие шашки и в пыли отстукивал лоб себе синие шишки:

– Вы – выздоровели!

Взблеснуло.

– Вставайте!

Кричало – сердечными туками:

– Исцелено мое сердце, количеством звезд, измеряемым этим пришельцем!

– Я – жив.

– Снова сложены органы.

– Вложены смыслы: в глаза, в уши, в жизнь!

– Созидаю в ней здание.

– Приготовляются нам облака!

И привзвизгнув в больном и опасном восторге, вскочил он, готовый на все.

Пароксизм сумасшествия буйного, их обуяв, стирал грани меж ними.

Профессор хватал его за руку.

____________________

В шубы влезали:

– Где шапка?

– Вот!

– Ваша?

– Моя!

– Ну теперь – мы пойдем.

Мели минули: в оси вселенной, обломанной, – новая вставлена ось; и сию же минуту они в меховых своих шубах и шапках, пристукнувши ботинками, невозбранной, свободной дорогою: ринутся, – сквозь потолки!

– Ну?

Профессор полой меховою, как ринется в дверь; за ним, бросив тринадцатый номер, – Мандро, —

– Эдуард, —

– неизвестно куда, неизвестно на что, потому что ничто не касалось его.

– И никто не задерживал.

____________________

Только из двери в двенадцатый выскочила де-Лебрейль – сумасшедшая тоже; за ней – сумасшедшие: тоже; она же их, вытолкав, двери замкнув, бестолково забегала; сдергивала на ходу: юбку, лиф.

И осталась – в одних панталончиках!

Я улетаю, мои купидончики…

– Мирра, – алло: Леонардовне потелефоньте!

Велес до вола перед зеркалом пыжился, в зеркале видя багровую рожу; и строя ей рожу, манжет перещелкивал.

– Чтобы она, Леонардовна, свою квартиру очистила;

и – чтобы ящик поставили.

Стал перед Миррой надувшимся гиппопотамом.

– А ключ от квартиры – сюда; куда хочет, сама; чтоб ноги ее не было.

И – до слона надувался:

– Мешок и рогожу.

До мамонта!

– Тертий?

И как цеппелин, разносился щеками; висел из небесного цвета обой над небесного цвета ковром, из крахмалов тугих свою вывалив шею.

Пред ним Косококо, рукой и плечами, как перед заведующим департаментом.