Маскарад - [112]

Она задумалась об этом впервые в жизни.

– Нет, – искренне ответила она. – Я так не считаю. Возможно, когда-нибудь так будет, но не сейчас. Вы поможете мне?

– Я не сумею, – ласково сказал он. – Есть вещи, до которых вы должны дойти сами, без помощи тех, кто любит вас.

– Вы сознались, что любите меня!

– А вы хоть на мгновение сомневались в этом? Я полюбил вас с той самой минуты, когда увидел.

– Но ведь тогда вы видели меня через маску, – сказала она, повернув голову для поцелуя.

Алессандро согласился.

– Да, я действительно увидел вас сквозь все ваши маски.

Чемоданы с фарфоровой и стеклянной посудой, одеждой, продовольствием, книгами, комплекты игр, музыкальные инструменты, льняное белье и предметы домашнего обихода были погружены на плоскодонные лодки и отправлены на материк. Оттуда все это добро на каретах и повозках доставили по пыльным деревенским дорогам на виллу Лореданов вблизи Виченцы. Даже Розальба Лоредан согласилась покинуть свою комнату во дворце в Венеции и поселилась на вилле в прекрасной комнате, выходящей окнами на широкие луга и реку Брента.

Вилла, спроектированная и возведенная в XVI веке под руководством великого архитектора Палладио, располагалась на просторной равнине на фоне невысоких гор, над медлительными водами Бренты. Белое, симметрично построенное здание, покрытое красной черепицей и окруженное колоннами и статуями, напоминало богато украшенный именинный торт. Вокруг виллы росли оливковые и цитрусовые деревья. В центре возвышалась огромная в два этажа ротонда. От нее отходили четыре равных по размеру крыла, точно указывающих на четыре стороны света. На половине высоты ротонды проходил балкон, на который открывались двери спальных комнат второго этажа. Комнаты были изящными и большими, хотя обставлены и менее богато, чем во дворце Лоредана в Венеции.

На открытом пространстве вокруг виллы располагались выложенные из кирпича широкие террасы, на которых гости могли закусывать, слушать музыку, исполняемую размещавшимся под ротондой оркестром, наслаждаться легким бризом, сладким благоуханием цветов и жужжанием насекомых.

Сады, окружающие виллу, разбили еще до того, как в моду вошло безумное увлечение подделываться под дикую природу. Поэтому они выглядели предельно ухоженными, были пересечены дорожками, обсаженными декоративным кустарником. Повсюду виднелись коротко подстриженные лужайки, витиеватые фонтаны, выбрасывающие в воздух струи высотой до пяти человеческих ростов. Виднелись оранжерея, теплица и лабиринт из самшитовых деревьев, которые выращивали долгие годы, прежде чем они достигли высоты в три человеческих роста.

Лабиринт был настолько сложным и запутанным, что садовникам и лакеям ежегодно приходилось выводить гостей из его извилистых поворотов, изгибов и тупиков. Кое-кто даже говорил, что летними вечерами можно было услышать жалобные стоны стародавних гостей, которые, безнадежно потерявшись в лабиринте, продолжали искать единственный выход из него.

Венецианские дворяне не очень-то любили устраивать развлечения в своих импозантных городских домах, предпочитая более близкую им по духу атмосферу кафе, салонов и ресторанов. Зато в летние месяцы их виллы были переполнены гостями, немало из которых проводили весь курортный сезон у своих хлебосольных хозяев. Здесь устраивались игры на лужайках, пикники на воде, скачки, балы, концерты, разыгрывались спектакли и шарады. Сюда власть инквизиторов и строгого Совета десяти не распространялась. Атмосфера свободы и тепло летних ночей весьма располагали к романтическим приключениям.

Для Фоски наступило самое спокойное лето за долгие годы. Она чувствовала себя помудревшей, уверенной в себе, не столь отчаянно обуреваемой поисками любви. Она знала, что Лоредан ее любит, и знание этого приносило спокойствие и умиротворение. Фоска, однако, не была до конца уверена, что она испытывает по отношению к нему. За городом он по-прежнему относился к ней с холодком, ни разу не дав понять, что между ними существует что-то. Они редко виделись друг с другом. В июле сенат направил его во Францию, и он вернулся оттуда лишь в середине августа.

Большую часть дня Фоска проводила с Паоло, а остальное время – со своими друзьями и гостями. Алессандро любил прогулки верхом и часами пребывал в одиночестве, отказываясь даже от компании слуги-грума. Он так же, как и Фоска, не жалел времени на Паоло, но бывал с ним только в ее отсутствие.

Она порой удивлялась, почему он не сближается с ней. Почему не заходит к ней в комнату и не пытается сломить возникший между ними барьер? Как он может любить ее и вместе с тем не уступать своему желанию? Она чувствовала себя обманутой, и когда это особенно остро задевало ее самолюбие, Фоска пыталась возродить в себе ту ярость, которую столь долго питала по отношению к нему. Но, к своему удивлению, она обнаружила, что, хотя воспоминания об испытанных унижениях все еще не зарубцевались, она стала понимать мотивы его поведения. Сколько она ни пыталась, ненависти к Алессандро больше не испытывала.

* * *

Этим летом разговоры вертелись вокруг войны и назревающего конфликта между Францией и Австрией. Венецианцы разделились на два лагеря – на тех, кто полагал, что Венецию следует вооружить и подготовить к обороне против вторгающихся французских армий, и тех, кто выступал за сохранение нейтралитета и отстаивал невмешательство любой ценой. Сенат решительно поддержал последних. Но, хотя те обратились с серьезным предупреждением к воюющим странам, заявив, что не потерпят никаких нарушений своего нейтралитета на суше или на море, они вместе с тем не принимали никаких мер, чтобы практически подкрепить свои предостережения, скажем, утвердить ассигнования на закупку вооружений.