Маскарад - [32]

Бланш поблагодарила и забралась в повозку. Когда она привыкла к темноте, то увидела у дальней стенки молоденькую женщину, почти девочку, с огромными удивленными глазами. Господи, подумала Бланш, она-то как здесь оказалась?

– Моя жена Феба, – сказал Жиль, забравшись в карету и обнимая девушку за плечи. – Несколько членов нашей труппы едут в повозке с реквизитом, а остальные добираются на своих двоих.

– Они идут пешком? – удивилась Бланш и тут же сообразила, что удивляться, собственно, нечему. Разве сама она не прошла за эти дни почти двадцать две мили от Лондона до этого места?

– Ничего, мы привыкли, – улыбнулся Жиль и, взглянув на жену, добавил: – Феба немного стесняется.

– Рада с вами познакомиться, – сказала Бланш, но девушка только теснее прижалась к мужу, робко поглядывая на гостью. Вообще все ее поведение совсем не походило на то, как должны были бы себя вести актрисы.

В эту минуту в карету забрался Саймон, сел рядом с Бланш и облегченно вздохнул.

– Все, – он подмигнул ей. – Теперь мы в безопасности.

Она с трудом выдавила ответную улыбку. На какое-то время, может быть – подумалось ей. Но кто те люди, которые их преследуют? И что с нею будет дальше?

Гонория смотрела в окно и раздраженно говорила:

– Плохо, что он ускользнул один раз. Еще хуже, что ему удалось это сделать дважды. Но трижды, Квентин!

Она обернулась, и хотя лицо ее было бесстрастным, мужчина заметил, как побелели костяшки пальцев виконтессы, сжимавшие расшитую золотом портьеру.

– Трижды ты находился от него на расстоянии вытянутой руки, и каждый раз он от тебя скрывался. Это непростительно, Квентин!

Мужчина медленно склонил голову. Гостиная в Стэнтон-хаус в этот час была ярко освещена десятками свечей. Их золотистый свет падал на полированный стол из вишневого дерева и отражался в большом зеркале, висевшем над камином. Обстановка располагала к мирной неторопливой беседе, но Квентина это кажущееся спокойствие не обманывало, в любой момент над ним могла разразиться гроза. Поэтому он виновато произнес:

– Мне нет прощения. К сожалению, этот лицедей оказался проворнее, чем я думал.

– Даже не надейся меня успокоить своими извинениями, Квентин! – с ледяным спокойствием произнесла виконтесса. – Я чертовски раздосадована!

Она стремительно подошла к креслу и села в него. Даже в гневе Гонория двигалась очень грациозно, сидела, выпрямившись, гордо вскинув голову, и выглядела так, как должна выглядеть красивая, страстная женщина. Выдавали ее только глаза. Они казались двумя кусочками льда, и сейчас в них не отражались никакие эмоции. Но хорошо знавшие ее люди могли бы сказать, что вот это состояние виконтессы является самым опасным.

– Я думала, что ты опытный и ловкий человек, – она смерила взглядом стоявшего перед ней мужчину. – К сожалению, Квентин, оказалось, что я жестоко ошиблась.

Увидев, наконец, ее взгляд, Квентин застыл, словно кролик перед удавом. Совершенно неожиданно выяснилось, что у их жертвы имеется больше союзников, чем они с виконтессой думали. Но говорить сейчас об этом было бы ошибкой и проявлением слабости. А слабости Гонория точно не простит, поэтому он стряхнул оцепенение и с достоинством произнес:

– Полагаю, моя госпожа, вы уже нашли кого-то, кто лучше выполнит для вас всю грязную работу. А я умываю руки.

Он развернулся и решительно направился к двери. Уже взявшись за дверную ручку, Квентин услышал, как Гонория за его спиной сказала:

– Но ты с радостью брал мои грязные деньги! Вернись, ты, идиот!

Что-то в ее голосе, какие-то ранее не слышанные нотки заставили его остановиться. Неужели виконтесса испугалась? Разве она вообще может испугаться чего-либо? И все-таки, похоже, на этот раз гроза миновала. Квентин медленно повернулся и направился к женщине, поправляя кружева на манжете сорочки. Сегодня на нем были дорогой камзол из темно-синего бархата, жилетка, вышитая серебряными нитями, и белые атласные рейтузы. Любовник графини Стентон любил дорогую красивую одежду, а эта погоня за беглецом стоила ему пары дорогих сапог и нескольких других предметов туалета, безнадежно испорченных во время лазанья по всяким зарослям. И это также портило ему настроение. Черт побери, кто-то должен будет за это заплатить! Но сейчас он взглянул на Гонорию:

– Так вот, сударыня, как вы меня называете!

– Квентин, ты меня расстраиваешь все больше и больше…

– Я сожалею, мадам, – все еще холодно ответил он.

– Наплевать мне на твои сожаления! Я желаю, чтобы ты выполнил то, что обещал! – Виконтесса резко встала, глаза ее теперь пылали от гнева, она отчаянно жестикулировала, но любовник смотрел на нее с откровенным удовлетворением.

– А что именно, сударыня?

– Ты обещал, что позаботишься об этом выскочке!

Квентин полез в жилетный карман и достал из него изящную табакерку. Открыв ее, он неторопливо взял щепотку табака. Что и говорить, когда Гонория злится, иметь с нею дело значительно проще, но и переигрывать не стоит. В таком состоянии она тоже очень опасна. Впрочем, это только добавляет перца в их отношения.

– Не думаю, что он считает себя выскочкой. – Квентин вдохнул табак и закрыл глаза от наслаждения. – А-ах, хорошо! Замечательный табак. Надо будет в следующий раз отблагодарить торговца.