Маскарад - [65]

— Не говори мне о времени! Ты понятия не имеешь, что произошло! Тебя здесь не было! — с горечью отозвался Чарльз.

Он коснулся щеки Аллегры и с нежностью погладил ее.

— Когда-нибудь она пробудится. Пробудится из любви ко мне.

— Очень прискорбно, Михаил, что ты до сих пор ничего не понял. Она никогда не будет любить тебя так, как любила прежде. Она не поймет того выбора, что сделал ты. Тебе следовало позволить ей умереть. Она никогда не простит тебя.

У Чарльза Форса задрожали плечи.

— Почему ты разговариваешь со мной, словно с несмышленым мальчишкой? Она покинула небеса только ради любви к вам с Корделией, когда вы были изгнаны.

— Да. Мы были обречены, мы, приверженцы Люцифера. Но твоя сестра принесла нам надежду. Она по собственному выбору стала одной из не-мертвых.

— А я по собственному выбору последовал за ней.

Лоуренс задумался над их древней историей. Каким давним казалось все это теперь: Люцифер, восходящий на трон, Князь небес во всей его славе, его сверкающая звезда, восходящая, прекрасная, словно солнце. Он был могущественным, как сам Бог, или так они думали во вред себе. Их страдания. Их безжалостное изгнание из рая и Габриэлла, Добродетельная, добровольно вызвавшаяся уйти с приспешниками Люцифера, чтобы принести себе подобным надежду и спасение. Она отвернулась от небес из любви к ним, а Михаил последовал за ней, потому что не смог вынести разлуки с любимой. Их двоих называли неразвращенными, потому что на них не лежал грех изгнания. Они ушли по собственной воле. Ради любви и долга.

— Итак, ты победил, Лоуренс. После стольких лет ты все-таки получил желаемое. Получил Совет.

Открытое голосование было созвано нынешним утром, и Лоуренса избрали Регисом почти единогласно. Чарльза немедленно лишили титула и обязанностей. Его репутация серьезно пострадала после того, как Мими была признана виновной. Едва лишь эти новости были обнародованы, Чарльз подал заявление о выходе из Совета старейшин.

— Я никогда не хотел сместить тебя, Чарльз. Я только хотел избавить нас от опасности.

— От опасности? Избавиться от опасности невозможно. Все, что ты сделал, — посеял страх и слабость. Ты заставишь нас снова отступить. Уйти в тень. Во тьму, где мы будем прятаться, подобно животным.

— Это будет не отступление, а тактический маневр, который мы сможем подготовить. Потому что война надвигается, и на этот раз ты никак не сумеешь ее предотвратить. Серебряная кровь набирает силы, и будущее этого мира решится раз и навсегда.

Чарльз Форс промолчал. Он подошел к окну и стал смотреть на Гудзон. По водной глади медленно двигалась баржа; послышался печальный крик чайки.

— Но у меня есть надежда. Предсказано, что дочь Аллегры повергнет Серебряную кровь. Я верю, что Шайлер принесет нам спасение, которого мы взыскуем, — сказал Лоуренс. — Она почти так же сильна, как ее мать. — Он рассказал Чарльзу о поразительных способностях Шайлер. — А когда-нибудь она даже превзойдет ее.

— Шайлер ван Ален... полукровка? — принялся размышлять вслух Чарльз. — Ты уверен, что речь идет именно о ней?

Лоуренс кивнул.

— Потому что у Аллегры было две дочери, — почти шутливо произнес Чарльз. — Наверняка даже ты помнишь об этом.

ГЛАВА 45

По какому-то совпадению осуждение Мими и приведение приговора в исполнение было назначено на «лыжную неделю» в марте, и Мими позволила себе притворяться, будто вся семья просто едет на каникулы в Венецию. Вся надвигающаяся перспектива — сожжение крови, ее неминуемое уничтожение — казалась девушке полной нелепостью.

Она была уверена, что отец найдет какой-нибудь способ спасти ее от подобной участи, и во время перелета через океан Мими листала модные журналы и отмечала наряды, которые купит, вернувшись в Нью-Йорк. Но едва лишь они прибыли в Венецию, бравада Мими дала трещину. Особенно когда члены Совета провели их с Чарльзом в отведенную им гостиницу. Они тоже приехали в древнюю тюрьму, дабы стать свидетелями завершающей церемонии.

В комфортабельной спальне, где Мими по-прежнему могла смотреть по телевизору «Мои прекрасные шестнадцать» и «Тиара-герлс», трудно было поверить в смерть и сожжение. Но стоило ступить на полузатопленные тротуары Венеции, и прошлое оживало, и воспоминания Мими пронзительно вопили об охоте: смерть врагов Голубой крови, черные одежды презрения на извращенных предателях, крики о вине.

Мими содрогнулась.

Традиция требовала, чтобы подсудимый добровольно сдался тюремщику, и после приезда Мими вечером покинула гостиницу и совершила историческую прогулку по мосту Вздохов, успевшему повидать тысячи заключенных Голубой крови.

Мост нарекли так потому, что он был последним местом, с которого осужденные могли взглянуть на город. Девушка легкой походкой прошла по нему. Бок о бок с ней шагал Джек, молчаливый и угрюмый. В нескольких шагах за ними, завершая процессию, следовали старейшины и стражи. Мими слышала тяжелую поступь мужских ботинок и более легкий перестук дамских туфелек.

— Не надо, — бросила Мими брату.

— Что не надо?

«Не надо вести себя так, будто я уже умерла. Вот я, например, не сдаюсь».

Мими вызывающе вскинула голову.

— Я не беспокоюсь! Они поймут, что меня подставили!