Маска красной смерти - [44]

Я расслабилась и удивилась, что принц позволяет нам уехать. Он распознает мое облегчение и улыбается себе. Смеется надо мной.

Глава 15

Элиот помогает мне выйти из закрытой паровой кареты принца и подняться в его карету.

— Это было слишком просто, — говорит он. — Может быть, все равно Эйприл у него.

— Он заточит моих родителей?

— Он хочет этого. Всегда хотел.

И теперь я привлекла, завоевала его внимание. Если теперь он их заберет, это будет моя вина.

Элиот ведет слишком быстро, проносясь на поворотах и изгибах, которые мы проехали только вчера. Мы вздыхаем с облегчением, когда замок скрывается из вида.

— Мне нехорошо, — говорю я спустя час путешествия. Мое лицо горит, руки покрыты гусиной кожей и я дрожу. Первое, что приходит в голову — Болезнь Плача. Она так начинается? Я никогда не снимала маску, за исключением раза, когда Элиот меня поцеловал. И она была сдвинута тогда, когда я проснулась у Уилла. Я подавила дрожь.

— Тебе будет тем лучше, чем дальше мы оставим это место позади, — говорит Элиот. Но мне не становится легче. Я откидываюсь назад и наблюдаю за деревьями за окном, пытаясь игнорировать пульсацию в голове.

Наконец, я тянусь к шелковому шарфу, одолженному у матери, но теряю равновесие и падаю на Элиота.

— У тебя жар, — говорит он.

Когда он дотрагивается до моего лица, я замечаю, что его пальцы все безупречно чистые, но один из них слегка почернел.

— Аравия?

— Кажется, мне плохо, — шепчу я.

— Опиши точно, что чувствуешь, — теперь он беспокоится, останавливает карету.

Я рада, что он обеспокоен, но не могу ответить на его вопрос, поскольку свешиваюсь сбоку, и меня рвет. — Выведи это из своего организма, — говорит он. — Этот ублюдок мог отравить тебя.

— Яд? — спрашиваю я слабо. Я вытираю рот тыльной стороной ладони и ударяюсь спиной о паровую карету.

— Твои зрачки расширены. Черт подери, я должен был понять... — его рука все еще на моих волосах.

— Как ты собираешься рассказать моим родителям? — мой голос срывается, я понимаю, что плачу, но никакая жидкость не выходит из меня, поэтому это лишь сухие всхлипывания.

Элиот нащупывает несколько пузырьков и бутылочек, которые достает из-под сиденья. — У меня нет нужных ингредиентов для общего противоядия. Мне нужно отвезти тебя к другу в городе.

Он передает мне бутылку воды.

— Мы сейчас поедем быстро, но если тебе нужно будет вырвать — сделай это. Чем больше выйдет из твоего тела, тем лучше.

— Я умру?

То ли он не слышит меня, то ли предпочитает не отвечать.

Я сворачиваюсь на сидении паровой кареты, пытаясь игнорировать боль. Я не дура. Даже если мы найдем драгоценное противоядие, негативные эффекты все же останутся. Я думаю об Уилле. Отчаянно хочу жить.

Элиот передает мне носовой платок.

— Прости. Это был не твой удар. Атака была направлена на меня. Он показал, что может отобрать все, что мне дорого.

Я закрываю глаза. Прямо сейчас мне все равно насчет его дяди или восстания. Я собираюсь умереть посреди бесконечного леса, и у меня никогда не будет возможности извиниться перед родителями.

— До города всего лишь час, — Элиот берет меня за руку, и я прикусываю губу, делая вид, что плачу из-за боли, когда карету безжалостно трясет на корнях и развалинах.

— Я не собираюсь позволять тебе умереть, — говорит он. — Я не позволю тебе умереть. — Он повторяет это снова и снова, пока звук его голоса не смешивается со скрежетом колес и жужжанием двигателя. В конечном счете, его голос — это единственное, что я осознаю, и только тогда я закрываю глаза.

Когда я их открываю, мы уже в городе. Воздушный шар Района Распущенности медленно колеблется над нами в тумане низких облаков. Элиот направляет паровую карету на аллею и через ворота к задней стороне здания.

Когда она останавливается, я выхожу из кареты, неловко подкашиваясь, когда ноги касаются камня. Но долго они там не остаются, потому что Элиот подхватывает меня на руки.

— Где мы? — спрашиваю я.

— Рабочее место, которые мы используем для производства масок.

— Действительно? — в какой-то момент, еще до его сегодняшнего безумия, я перестала верить в него. Это было легче, чем ненавидеть себя, чем думать, что я предала отца зря, чем верить, что Элиот, возможно, сдержит свои обещания.

— Посмотри на меня, — говорит он. И я выполняю. Единственная причина, по которой я не паникую — потому что он так спокоен, но сейчас он выглядит взволнованным. Я хочу к родителям. Когда мы встретились, Элиот обвинил меня в том, что я не боюсь смерти, но я ужасно напугана сейчас.

— Я рад, что ты настолько доверяешь мне, — говорит он.

Он несет меня по узким ступенькам подвала. Один раз спотыкается.

В подземной котельной, освещенной газовыми лампами, над столом склонился молодой человек, вертя в руках кусочки фарфора. Поверх маски он надел пару толстых очков, левая линза которых — увеличительная. Он не поднимает взгляда, когда Элиот протискивается в дверь.

— Я ждал тебя вчера с деньгами. Я не могу это закончить без ...

— Помоги, — просто говорит Элиот.

Молодой человек вскакивает на ноги.

— Это дочь...

— Кент, думаю, она умирает.

Я сглатываю, когда он произносит слово «умирает». И затем мой желудок взрывается, и я изворачиваюсь туда-сюда в его руках. Он кладет меня на металлический стол. Я потная, мои волосы пропитались потом.