Машина страха - [10]
– Кто ввел его в кружок? – не вдаваясь в личные подробности, спросил он.
– Доктор Погорельский, – поспешно ответил Зволянский. – Достойный человек, оказывает нам услуги…
– Господин Бурцов, что именно поручили Сверчкову?
– Выяснить, может спиритизм указывать на виновного или нет.
– А вы как полагаете? – спросил Ванзаров, не удержав язык за зубами. Что случалось с ним в самый неподходящий момент. Язык Ванзарова вел себя как ему вздумается. Чем навлекал на хозяина порой ненужные хлопоты.
Бурцов нахмурился. Хоть статуе нахмуриться трудновато.
– Интерес практический: на сеансе можно узнать имя убийцы или причину смерти жертвы. Никакой мистики.
Не надо было спрашивать, каким образом добытые сведения судебный следователь представит в суде. Ванзаров и так позволил себе лишнего. Но похвалить идею со спиритизмом не мог. Хорошо хоть Лебедев не слышит…
– Что требуется от меня?
– Мне нужно знать причину поступка Сверчкова, – ответил Бурцов. – Настоящую причину. Прошу заняться срочно. Приложить все усилия… Включая вашу логику… Делайте что хотите, но разберитесь с этим…
– Господин Шереметьевский согласился не утруждать вас ничем иным, пока не закончите дело, – сообщил Зволянский с таким пафосом, будто повысил жалованье. Неужели не понимает, что этим разозлил начальника сыска, и так не слишком жалующего сыскной талант.
– Надеюсь, вы понимаете, что дело сугубо конфиденциальное, – добавил Бурцов.
Ванзаров понимал. Он спросил адрес Сверчкова и обещал сделать все, что сможет.
Когда дверь кабинета за ним закрылась, Зволянский спрятал начальственное радушие и глянул на Бурцова. Он не скрывал, что недоволен происшедшим.
– Только искреннее уважение к вам, Александр Васильевич, заставило меня пойти на это, – сказал он, делая ясный намек.
Бурцов понял на лету.
– Не забуду вашей помощи, Эраст Сергеевич… Дело такое тонкое, поручать надо осмотрительно. Сами понимаете…
Зволянский понимал.
– Почему не раскрыли главных обстоятельств?
– Пусть копает, как сумеет, – ответил Бурцов. – Вдруг найдет, чего не ожидаем… Молодой и резвый. Чрезвычайно резвый. Скачет без удил и шпор. Куда только прискачет.
Пообщавшись с Ванзаровым, следователь по особо важным делам убедился: этот нагловатый господин без почтения и подобострастия к начальству сможет многое. Надо быть готовым ко всему…
6
Иногда в Лебедеве просыпалось человеколюбие. С этим пороком он старательно боролся, но бывало, порок побеждал. Тогда он прощал приставам любую глупость или вручал актриске лишнюю десятку после приятного вечера. Нечто подобное пробудилось в нем сейчас. Вместо того чтобы отделаться, Аполлон Григорьевич покорно следовал за ненормальным доктором. Погорельский, не замечая человеколюбия, которому бывает предел, болтал о прорывах в знаниях, которые современная наука игнорирует. Лебедев терпеливо сносил околесицу. Сумасшедший, что возьмешь…
Доктор перебежал через Пантелеймоновскую улицу, упиравшуюся в Фонтанку, и потащил в Соляной городок. Складов соли там лет сто как не бывало, а вот выставки и лекции проводились регулярно. Лебедев с тоской подумал, что криминалистика – ревнивая девица: отнимает у него все время, кроме того, что достается актрискам. Давненько не испытывал он простого счастья: купить билет в лекторий, усесться на хлипкий венский стул и послушать о милых пустяках вроде выращивания комнатных растений или философии Гегеля. Он успел заметить на входе афишу, которая сообщала о V Фотографической выставке, проводимой Императорским Русским техническим обществом.
Залы с фотографиями Палестины Погорельский миновал так быстро, будто спасался от палящего солнца, и затащил в самый конец экспозиции, где на стене было развешено нечто несуразное. Лебедев даже не сразу понял, что именно сфотографировано. Приглядевшись, узнал кисти руки, ладони, отдельные пальцы и даже ступни. Выглядели они белыми отпечатками на глубоком черном фоне. Нечто отдаленно похожее на фотографии, сделанные при помощи X-лучей, открытых Рентгеном. Но это было другое. Снимки Рентгена Лебедев видел много раз: на них кости просвечивали в туманной оболочке кожи. На фотографиях, которые гордо демонстрировал Погорельский, костей не было, а рука или нога выглядели так, будто ими макнули в краску и приложились к черному листу. Контур был четкий, но от него исходило многое множество пушистых иголочек, похожих на морозный рисунок.
– Что вы на это скажете, господин Лебедев?! – победоносно спросил доктор.
– Мысли из пальцев выходят. Свежо и дерзко, да…
На него отчаянно замахали.
– Имеете возможность наблюдать полное и окончательное доказательство животного магнетизма, которым обладает каждый человек! Его истечение, истечение силы жизни, зафиксировано на этих снимках! Хотите узнать, кто их сделал?
Не успел Лебедев отказаться от подобной чести, как на него обрушилась лавина. Не давая слово вставить, Погорельский доложил, что на выставке представлены электрофотограммы великого отечественного электролога и электрографа Якова Оттоновича Наркевича-Иодко. Он первый осознал возможность фиксации невидимых токов человека при помощи электрического разряда. У себя в поместье под Минском начал опыты на растениях, затем перешел на людей. После чего отправился в Париж, где вместе с доктором Барадюком достиг фантастических результатов, малая часть из которых представлена на выставке.
