Машина Различий - [153]

А теперь эти идиоты похоронят тебя, а меня небрежно оттеснят в сторону, будто я – ничто, будто я ничего не совершила, и все это из-за того, что ты умер. Ты их кимвал звучащий[149], их размалеванный идол. Кошмарные, из грязи произрастающие корни истории так и останутся во тьме, истина исчезнет бесследно. Истину зароют в землю, вместе с твоим раззолоченным саркофагом.

Нужно выкинуть из головы эти мысли. Я плачу. Они считают меня старой дурой. Но разве не было каждое наше преступление возмещено сторицей, возмещено благом для общества?

Услышь меня, Судия. Око, загляни в глубины моей души. И если я виновна – даруй мне милость свою. Я не искала удовольствия во всем том, что приходилось мне делать. Клянусь тебе, я не искала удовольствия.

МАСТЕР ЭМЕРИТУС [150] ВСПОМИНАЕТ ВЕЛЛИНГТОНА

Красноватое тление обессиленного газового рожка. Гулкое, ритмичное бряцание и визг “проходческой торпеды” Брюнеля. Тридцать шесть штопором свитых клыков из лучшей бирмингемской стали с неустанной энергией вгрызаются в зловонный пласт древней лондонской глины.

Обеденный перерыв, мастер-сапер Джозеф Пирсон достал из жестяного судка солидный кусок мясного, пропитанного застывшим соусом пирога.

– Да, я встречался с великим Мэллори. – Его голос гулко отражается от клепаных чугунных тюбингов, похожих на ребра кита. – Не то чтобы нас вроде как познакомили, но это точно был он, левиафанный Мэллори, – что я, не видел его снимков в газетах? И он был совсем близко, ну вот вроде как ты от меня сейчас. “Лорд Джеффериз? – говорит он мне, а сам весь удивленный и злой. – Знаю я Джеффериза! Долбаный ублюдок, тюрьма по нему плачет!”

Мастер Пирсон победно ухмыляется, в красном свете тускло поблескивают золотой зуб и золотая серьга.

– И чтоб мне провалиться, если этому Джефферизу не загнали полсапога в зад сразу, как только смрад кончился, и не посмотрели, какой он там ученый. Уж это все он и сделал, левиафанный Мэллори, тут уж и к бабке не ходить. Вот уж кто точно аристократ от природы, так это он, Мэллори.

– Я видел этого бронтозавруса, – кивает подмастерье Дэвид Уоллер; его глаза блестят. – Мощная штука!

– Я сам работал в туннеле в пятьдесят четвертом, когда наткнулись на слоновьи зубы. – Мастер Пирсон, сидящий на втором ярусе лесов, закрывает судок, покачивает тяжелым резиновым сапогом и чуть ерзает на водонепроницаемой циновке, вытаскивая из кармана шахтерской робы небольшую бутылку. – Французская шипучка, Дэви. Ты же первый раз внизу, нужно отметить.

– Но ведь это же не положено, сэр? Это же против инструкций?

Пирсон извлекает пробку – без хлопка, без пены.

– Хрен с ним, – подмигивает он, – это ж твой первый, второго первого не будет.

Вытряхнув из жестяной кружки мелкие чаинки, он наполняет ее шампанским.

– Выдохлось, – огорченно вздыхает подмастерье Уоллер.

– Давление, салага, – смеется Пирсон, потирая мясиситый, с красными прожилками нос. – Подожди, пока поднимешься на поверхность. Вот тогда оно вспенится прямо у тебя в кишках. Запердишь, как жеребец.

Подмастерье Уоллер осторожно отхлебывает из кружки. Сверху доносится звон железного колокола.

– Клеть спускается, – говорит Пирсон, торопливо затыкая бутылку. Он заталкивает ее в карман, допивает шампанское, вытирает тыльной стороной ладони рот.

Сквозь мембрану из провощенной кожи с клоачной медлительностью продавливается заостренная, как пуля, клеть. Достигнув дна, она шипит, скрипит и останавливается.

Выходят двое. На старшем бригадире обычная шахтерская роба, кожаный фартук и каска. Второй, высокий седовласый старик, одет в черный фрак, его блестящий цилиндр обвязан черным шелковым крепом, черный атласный галстук заколот крупным, с голубиное яйцо, бриллиантом или – тусклый красноватый свет не позволяет сказать уверенно – рубином. Старик освещает себе путь латунным фонарем, его брюки, так же как и брюки бригадира, заправлены в высокие, по колено, резиновые сапоги.

– Великий Мастер Эмеритус, – испуганно выдохнул Пирсон, вскакивая на ноги. Подмастерье Уоллер следует его примеру.

Они стоят навытяжку и смотрят сверху вниз, как Великий Мастер идет по туннелю к вгрызающейся в грунт “торпеде”. Великий Мастер их не замечает, разговаривает только с бригадиром, холодно и властно. Он освещает узким лучом света недавно уложенные тюбинги, проверяет крепежные болты, уплотнение швов. У фонаря нет обычной ручки – Великий Мастер несет его, зацепив блестящим стальным крючком, высовывающимся из пустого рукава.

– Странно он как-то одет, – еле слышно шепчет Уоллер.

– Он все еще в трауре, – так же тихо отвечает Пирсон.

– А-а, – кивает подмастерье, глядя на Великого Мастера. – Так долго?

– Он же Великий, то есть Мастер, он же был с лордом Байроном вроде как в друзьях. И лорда Бэббиджа, и его он тоже знал. Еще со смутных времен, когда все они прятались от веллингтоновской полиции. Они ж тогда и лордами-то не были – ну там, если и были, то не такими, как потом, настоящими радикальными лордами – так просто, мятежники и подстрекатели, и за поимку их была награда. Так Великий Мастер, он спрятал их в шахте – это был прямо настоящий партийный штаб. Радикальные лорды не забыли этой помощи, какую он им оказал, вот почему мы и есть считай что главный радикальный профсоюз.