Машина лорда Келвина - [18]

Со змеями вышло даже проще. Вся дюжина гадов бесшумно выскользнула в трубу, спеша покинуть надоевший мешок и устремляясь вслед за мышами. А не запихать ли в трубу и сам мешок, просто чтобы знать наверняка, что ни грызуны, ни змеи не выберутся оттуда раньше времени? Впрочем, это рискованно: лорд Келвин или кто-то из особо бдительных охранников могут обнаружить «затычку» прежде, чем Кракен ее уберет. А Сент-Ив особо настаивал, что ни в чью голову не должно закрасться подозрение, будто поломка машины — дело рук человеческих. Причина должна выглядеть естественной: мыши и змеи. Пусть думают, что всему виной исконные обитатели сарая, которые-де обосновались в механизме на законных правах. Тогда мысль о причастности Сент-Ива улетучится сама собой.

На исходе намеченного часа Билл Кракен опустил голову на подушку. Впрочем, сон его не был спокойным: той ночью ему снились охотники и жертвы — чешуйчатые охотники и грызуны, которые бойко выскакивали из отверстия трубы и исчезали во тьме, подчистую съев все зерно и не оставив внутри ничего, что могло бы засорить и вывести из строя механизм. Впрочем, что еще оставалось, кроме как довериться Провидению? Неудача, если она все же постигнет Кракена, покажется сущей мелочью по сравнению с теми ужасами, что обрушатся на человечество после успешного запуска машины. Дай Бог сил и здоровья лорду Келвину, философски размышлял Кракен. Он представил себе стареющего лорда, день и ночь работающего над своим двигателем, уверенного в том, что это изобретение — величайший из даров, поднесенных им роду людскому. Разочарование его будет безмерно. Может статься, несчастный все-таки заслуживал право хоть единожды опробовать свою машину? Пусть даже ценою предреченных бед и горестей… Увы, теперь уж ничего не выйдет. Что ни говори, мир сей — средоточие скорби, сотканное из противоречий.

НОРВЕГИЯ

К тому времени, как Сент-Ив и Хасбро добрались до Дувра, ясное апрельское небо потемнело, налетел ветер, и бичуемое дождем Северное море, вздымая валы, ударилось в безудержное буйство. Широко расставив ноги для устойчивости и кутаясь в непромокаемую куртку, Сент-Ив спасался от ливня под козырьком ходившей ходуном палубы парома, шедшего в Остенде[9]. Его трубка дымила как печная труба, а сам он всматривался в размытый мрак небес, щуря глаза под натиском не менее мрачных мыслей, совершенно равнодушный и к холоду, и к дождю, и к ветру. Не связана ли столь внезапная перемена арктической погоды с экспериментами Королевской Академии наук? Уж не поменяли ли они полюса раньше времени, и не этим ли вызван бунт атмосферы? Неужели Кракен потерпел неудачу? Сент-Ив завороженно смотрел, как над его головой то и дело нависает серая гора воды, готовая перевернуть паром, но вдруг, словно одумавшись, опадает, бурля водоворотами, а затем вздымается снова, — и ветер, срывая с ее гребня клочья пены, обращает их в мелкие брызги, секущие лицо.

Его планы, по всей видимости, терпят крах. Дирижабль, на который он возлагал такие большие надежды, неожиданно «вышел из строя». Черт! Судьба самой Земли висит на волоске, а этот проклятый дирижабль никак не запустить. Если так пойдет, к концу недели все поголовно «выйдут из строя». Джек Оулсби остался в Рамсгейте, где кучка идиотов продолжала колдовать над дирижаблем, но пока что впустую. В клубке расчетов возникла, как сказали бы математики, еще одна переменная величина: удастся ли механикам вовремя вернуть его в «строй»? И сумеет ли Джек на пару с пилотом, у которого мозг не больше блошиного, отыскать соратников в арктических пустынях Северной Норвегии? Лучше даже не думать об этом. Всему свое время и всему свой черед, напомнил себе Сент-Ив. Они покинули Джека, пожав ему руку и оставив компас в надежде, что он справится сам, и устремились на юг, намереваясь следовать за Нарбондо по суше.

Где же в таком случае Игнасио Нарбондо? Видимо, он вместе с Харгривзом отплыл из Дувра несколькими часами ранее, — очевидно, под другим именем: билетер так и не нашел его фамилии в списке пассажиров, севших на паром до Остенде. Сент-Ив живо описал его: горб, копна спутанных сальных волос, плащ… Вот только никто так и не вспомнил, чтобы подобный субъект поднимался на борт. Впрочем, если Нарбондо прокрался на паром ранним утром, нет ничего удивительного в том, что его не заметили.

Вполне допустимо, хотя и сомнительно, что Сент-Ив совершил огромную ошибку, дав Нарбондо одурачить их всех — обвести, так сказать, вокруг пальца. Возможно, доктор сейчас направляется, скажем, в Рейкьявик, с присущим ему коварством намереваясь обратить себе на пользу вулканическую деятельность в центральных районах Исландии. Или сидит в удобном кресле в самом центре Лондона и прыскает со смеху в свою шляпу. Что в таком случае остается делать Сент-Иву? Двигаться дальше с упорством стойкого оловянного солдатика? Он вообразил, как, вконец отчаявшись, углубляется в скандинавские леса и умирающим оленем бесцельно кружит там меж редких деревьев.

Но в Остенде дождь неожиданно перестал, ветер унялся, и твердая почва под ногами вернула Сент-Иву уверенность. В холодном помещении Морского вокзала какая-то женщина варила в чугунном котле мидий, помешивая сдобренную луком и кусочками масла стряпню поварешкой. Над котлом вился пар настолько ароматный, что от одного лишь запаха у Сент-Ива голова пошла кругом.