Мартынов. Неделя стюарда - [68]

— До встречи, Матвей, — сказал отец на прощание, — и помни: из дома ни ногой.

— До встречи, Ваше Сиятельство, — попрощался я с ним. — Скажи Тарасу, пожалуйста, чтобы поднимался со стола убирать.

Когда отец ушёл, я переоделся в шёлковый, а может и не шёлковый, но очень лёгкий и прохладный, халат и поднялся на крышу. Раскрыв тент, я улёгся в тени на лежак и расслабился. Тут мне вспомнилось, что отец упоминал новую заметку Алексеева. Я взял телефон и вышел в Паутину.

Глава 23

Посмотрим, что этот щелкопёр, писака в смысле, там настрочил. Я открыл сайт «Римского Эха». На главной странице сайта была фотография разбитого лица Бенедикта Алексеева. Естественно, это было обработанное фото, так как я ему ничего не разбивал, а только плюнул сплетнику в рожу и дал пощёчину.

«МАРТЫНОВЫМ МАЛО УБИТЬ НАДЕЖДУ НАШЕЙ ПОЭЗИИ: ВТОРОЙ НАСЛЕДНИК МАРТЫНОВЫХ ИЗБИЛ ЖУРНАЛИСТА СРЕДИ БЕЛА ДНЯ!» — гласил заголовок.

Ну, во-первых, я не наследник, во-вторых, прогнозы поэта Антона Чигурикова по поводу создания образа покойного Озёрского, как образа гениального поэта, начинают сбываться.

Я вернулся к чтению заметки:

«Сегодня наш главный редактор Бенедикт Барухович Алексеев отправился в ресторан «Филоксен», чтобы поинтересоваться мнением стюарда Матвея Мартынова о дуэли между его кузеном гвардии подпоручиком Валерием Мартыновым и армейским поручиком, талантливым поэтом Григорием Озёрским, приведшей к гибели последнего».

«Нормально так себе «поинтересовался», сходу обвинив в убийстве и варварстве» — подумал я и продолжил читать:

«Вместо ответа чувствующий свою полную безнаказанность юный аристократ начал избивать Бенедикта, отбирать у него дорогостоящую камеру и прилюдно оскорблять в самых неприличных выражениях».

Никакой камеры я у Бенедикта не помнил, неприличных выражений, кажется, не употреблял, да и можно ли называть пощёчину избиением?

«Всё это происходило под дружный хохот компании Матвея Мартынова, с которой юный стюард отмечал победу своего кузена на дуэли. Среди его спутников и спутниц, чьи имена нам пока неизвестны, был, между прочим, и наследник влиятельного рода Долгоруких, гвардии поручик Сергей Долгорукий».

Победу на дуэли мы, конечно, не отмечали, но хохот, когда я хлестал Алексеева действительно имел место. Что было, то было, из песни слова не выкинешь.

«Бенедикт попытался предъявить удостоверение журналиста, чтобы объяснить, почему он задаёт вопросы, но Матвей Михайлович продолжил избиение уже на улице с помощью толстой и тяжёлой трости и в конце плюнул журналисту в разбитое лицо. Молодому здоровому аристократу должно быть стыдно за избиение человека, который в два раза старше его по возрасту и ничего тяжелее ноутбука никогда не поднимал.

Наше издание надеется, что Государь обратит внимание на бесчинства дворянства, которое считает, что обладание Яром дозволяет им поступать со всеми остальными гражданами так, как ему заблагорассудится».

То есть, теперь тонкий прут у них превратился в толстую и тяжёлую трость. Удостоверения журналиста он никакого не доставал. А хоть бы и достал, какая мне разница? Разве есть правило, что от журналиста можно терпеть то, чего ни от кого бы терпеть ни один приличный человек не стал?

Лишённый Яра пустышка, Матвей Мартынов, сын младшего сына князя, в версии «Римского Эха» превратился в обезумевшего от владения Яром наследника рода, который ни за что ни про что избивает честных граждан на улице.

Я вздохнул и закрыл заметку. Подписи под ней не было. Вероятно, Бенедикт Алексеев сам написал о себе в третьем лице, чтобы заметка выглядела так, будто её пишет другой обеспокоенный журналист.

Поскольку ночью я поспал всего ничего, я отложил «ладошку» и задремал. Но вскоре очнулся, ощутив чьё-то присутствие. Я приоткрыл один глаз и увидел перед собой женщину лет двадцати трёх — двадцати пяти, в круглых очках, с синими волосами и татуированными руками и шеей. Она снимала меня на телефон с логотипом яблочного огрызка.

— Таша Гиксман, — произнесла она непонятные слова. Мгновение спустя до меня всё-таки дошло, что этими словами она обозначает в пространстве свою персону, — независимый корреспондент. У меня свой видеоканал на…

«А, корреспондент, понятно» — подумал я. И перебил, чего бы никогда бы не позволил себе в общении с приличным человеком:

— Вы не имеете права здесь находиться. Как, вы сказали, вас зовут?

— Таша Гиксман, — снова представилась она.

— Это вас родители так назвали? — уточнил я.

— Нет, назвали Натальей, но в Паутине я известна как Таша, независимый корреспондент, — заявила она.

— Прекрасно, просто прекрасно, — закивал я, — а теперь, пожалуйста, покиньте мою крышу.

— Я не могу покинуть, — уверенно возразила она, — у меня долг перед общественностью, перед моими любимыми подписчиками, ради которых я сюда и забралась.

Я взвесил варианты. Здорово было бы позвать Тараса, чтобы он выбросил её на улицу. Ещё лучше было отобрать у неё телефон, чтобы удалить видео со мной. Но я должен быть осторожным, она ведь за тем и влезла незаконно на мою крышу, чтобы спровоцировать меня на агрессию, заснять на видео и получить таким образом свою минуту славы. Я принял решение. Поднялся, подошёл к двери, которая вела внутрь дома и крикнул: