Мартовские фиалки - [8]

— Ну что ж, значит, он был настоящий патриот.

Но Сикс не почувствовал иронии в моих словах и презрительно фыркнул.

— Мой дорогой господин Гюнтер, он был национал-социалистом, а эти люди думают, что только они и любят свое Отечество. — Он мрачно улыбнулся. — Я тоже патриот своей страны. И наверное, я отдаю ей как никто другой. Но мне трудно смириться с мыслью, что рейх еще больше обогатится, и снова за мой счет. Вы меня понимаете?

— Думаю, что да.

— Но дело не только в этом. Бриллианты принадлежали матери Греты, и помимо их стоимости — прямо скажу вам, немалой, — они дороги мне как память о жене.

— И все-таки какова их стоимость?

В разговор вмешался Шем.

— Я думаю, что могу вам здесь помочь, господин Сикс, — сказал он, нагибаясь за портфелем, лежавшим у его ног. Шем вынул папку тускло-желтого цвета и положил ее на ковер. — Здесь последняя оценка страховой компании и несколько фотографий.

Он взял лист бумаги и зачитал эту оценку таким бесстрастным тоном, словно речь шла о сумме, уплаченной за подписку на газету: «Семьсот пятьдесят тысяч рейхсмарок».

Я непроизвольно ахнул, отчего Шем нахмурился и протянул мне несколько снимков. Признаться, мне еще не доводилось видеть такие крупные камни, разве что на картинках с изображениями коллекции египетских фараонов. Сикс рассказал историю этого ожерелья:

— В 1925 году мировой рынок драгоценностей был наводнен камнями, которые продавали русские эмигранты, а кроме того, большевики стали торговать уникальной ценности украшениями, обнаруженными в тайниках дворца князя Юсупова, женатого на племяннице царя. В том году я купил в Швейцарии несколько вещичек: брошь, браслет и алмазное ожерелье из двадцати бриллиантов. Это была очень дорогая вещь, самая дорогая из моих приобретений, — ожерелье работы Картье, более сотни каратов. Не стоит и говорить о том, господин Гюнтер, что продать такое ожерелье очень и очень непросто.

— Разумеется.

— Наверное, я покажусь вам циником, но для меня ценность этих бриллиантов как семейной реликвии была ничтожной по сравнению с их реальной стоимостью.

— Расскажите мне подробнее о том, что представляет собой сейф.

— Этот сейф купил я, — сказал Сикс. — Впрочем, как и сам дом, поскольку с деньгами у Пауля было не слишком хорошо. Когда мать Греты умерла, я отдал дочери ее драгоценности и одновременно велел установить в их доме сейф, чтобы она могла их там хранить.

— Значит, она их надевала совсем недавно?

— Именно так. За несколько дней до того, как все это случилось, мы все вместе были на балу.

— А что это был за сейф?

— Сейф фирмы «Штокингер», с зашифрованным замком. Сейф, который входит в стену.

— Кто владел шифром?

— Естественно, они оба — моя дочь и Пауль. У них не было секретов друг от друга, и еще я думаю, что он хранил в сейфе какие-то деловые бумаги.

— А кто-нибудь кроме них двоих знал шифр?

— Нет, даже мне он был неизвестен.

— А известно ли вам, каким образом был открыт сейф? Может быть, замок взорвали?

— Я уверен, что замок не взрывали.

— В таком случае здесь действовал профессиональный взломщик. Профессионал высокого класса, если ему удалось справиться с таким сложным замком.

Сикс наклонился вперед.

— А может, все было иначе: вор заставил Грету и Пауля открыть сейф, а затем приказал им лечь в постель и застрелил их. После этого он поджег дом, чтобы не осталось никаких улик, которые помогли бы полиции напасть на след.

— Вполне возможно.

Мне пришлось сделать вид, что я с ним соглашаюсь. Я потер круглое пятнышко гладкой кожи на своем заросшем щетиной лице. Оно осталось у меня после укуса комара — я был тогда в Турции, — и с тех пор во время бритья я обходил это место, щетина там не росла. Но я заметил, что когда меня что-то раздражает, я начинаю машинально потирать это место. А больше всего меня раздражает, когда клиент воображает себя детективом. Поэтому, согласившись на словах с Сиксом, я все-таки решил показать ему, кто тут на самом деле детектив.

— Возможно, но крайне глупо, — сказал я. — Устраивая такой маленький пожар Рейхстага, только привлекаешь к себе лишнее внимание. Профессиональному вору или убийце вряд ли придет в голову мысль разыграть из себя ван дер Люббе и разжечь костер на рабочем месте.

В моей версии тоже были изъяны. На самом деле я не знал, кто здесь действовал — любитель или профессионал, но опыт подсказывал мне, что профессиональные взломщики, как правило, не идут на убийство. Мне просто захотелось немного порассуждать вслух с самим собой.

— А кто еще знал о том, что ваша дочь хранит драгоценности в сейфе? — спросил я.

— Только я. Грета никому об этом не говорила. Я даже не знаю, сказала ли она об этом Паулю.

— А у них были враги?

— Не стану говорить за Пауля, но в отношении Греты я уверен — врагов у нее не было.

Конечно, подумал я, все отцы не сомневаются в том, что их дочки регулярно чистят зубы и молятся перед отходом ко сну. Меня поразило то, с каким безразличием Сикс относится к своему зятю, — вот уже во второй раз он не может сообщить мне о нем ничего конкретного.

— А у вас есть враги? — спросил я. — У такого богатого и влиятельного человека, как вы, должен быть враг, и не один.