Мартов хлеб - [2]

Но, как уже сказано, наступило утро рабочего дня. И аптекарский ученик Март, тот самый парень, который открыл в аптеке окна, уже занят вовсю: он нанизывает на веревку сушеные лягушачьи лапки, чтобы отнести их на чердак как следует проветрить. Он только и делает, что лапку с большого каменного блюда — хвать! И тонкую веревку между сухожилиями — фьють! А тут как раз по скрипучей лестнице из своей квартиры спускается в аптеку мастер Иохан. Острые носы его башмаков такие длинные, что на лестнице пыль стоит столбом, и половина ее садится на его короткую черную пелерину.

Мастер громко чихает — апчхи! Апчхи, апчхи! И ученик Март поспешно говорит ему:

— Доброе утро, мастер!

Мастер сопит, он видит, что парень уже тут как тут, за работой, и сушеные лягушачьи лапки в его проворных руках одна за другой оказываются на веревке и всё умножаются. А ведь сушеные лягушачьи лапки — надежное лекарство против двадцати семи совсем различных болезней, поэтому дорогой и весьма доходный медикамент.

Мастер Иохан надевает на свой большой синий с красными прожилками нос колеса окуляров в черной раме толщиной с гусеницу и раскрывает аптекарский мемориал[7] в тяжелом кожаном переплете.

— Ммм… Март, сегодня нам нужно смешать три порции шалфейной мази. Чтобы к наступлению осенних дождей у нас в банках был запас снадобья от ревматизма. Кроме того, нам нужно сварить шестьдесят кварт[8] кларета[9]. Для питейного дома господ членов гильдии[10] на день поминовения усопших. А кларету ведь и постоять немного требуется. И еще нам нужно — а-а-а-пчхи! — нужно в ступке растолочь в порошок двенадцать унций[11] рубинов. Для эликсира от малокровия. Тебе ведь известно, что это — особо ответственная работа.

Разумеется, Марту известно, насколько ответственна эта работа. И кроме того, ему известно, что когда мастер говорит: «Нам нужно сделать то-то и то-то», это значит, что делать, само собой понятно, должен Март. Причем мастер либо стоит рядом, смотрит и учит, причитает и сопит. Либо совсем уходит прочь — в гавань, поглядеть чужеземные корабли, какие травы и пряности, какие сверх удивительные вещи они, может случиться, привезли. Либо — к больным. К таким, которые слишком важные, чтобы их собственным домочадцам приходить за приготовленным лекарством, но все же недостаточно важные для того, чтобы, идя к ним, брать с собой Марта, помощника, и подручного, и на побегушках мальчика, словом, famulus'a, как это зовется по-латыни, и которого мастеру непременно нужно брать с собой, когда он хочет произвести сильное впечатление и своей личностью, и своим искусством врачевания. В таких домах Март нужен мастеру главным образом для того, чтобы у постели больного говорить с ним по-латыни. Всё ради того же самого сильного впечатления.

— Marine, da mihi arcam meam! или Martine, infunde urinam consulis in ampullam congiariam! — весьма многозначительные фразы, за таинственность которых больные готовы платить куда больше славных серебряных шиллингов, нежели они платили бы, скажи мастер просто: «Март, подай мне мою шкатулку!» или «Март, перелей то, что напи´сал бургомистр, в трехштофную[12] колбу!»

Что же касается размельчения рубинов, то особая важность этой работы Марту известна уже давно.

Да это и неудивительно. Если даже один-единственный лот[13] этих чудесных кроваво-красных и кроветворящих драгоценных камней самого мелкого и дешевого сорта стоит целых двадцать рижских марок серебром, или иначе — столько же, сколько четыре быка самого могучего веса!

— Смешаем и эту шалфейную мазь, — говорит Март, — и сварим этот кларет. И растолчем эти рубины. Пусть только мастер позволит мне прежде в один миг нанизать на веревку еще триста лягушачьих лапок. Чтобы с одним делом покончить.

— Мньмньмньм, — говорит мастер Иохан, — а сколько у тебя сегодня уже нанизано?

— Триста уже на веревке.

— Мньмньм. Только побыстрее.

И Март нанизывает лягушачьи лапки — туда-сюда, туда-сюда! И мастер записывает в аптекарский мемориал невероятно скрипучим гусиным пером: «Anno Domini MCDXLI. Sept. XXI DC pediculi ranularum», что значит: «Год Господний 1441, 21 сентября, шестьсот лягушачьих лапок».

Беспокойная сентябрьская пчела, которую привлекли в аптеку всевозможные удивительные запахи, уже облетела все нарисованные в гирлянде на потолке цветы и, разочарованная, жужжа летает по полкам с горшками, в которых хранится и анис, и корица, и цукаты, и имбирь; теперь она начинает разглядывать плотно закрытые крышки.

В это самое мгновенье на площади перед аптекой послышались быстрые и в то же время шаркающие шаги. Как будто у идущего не было времени как следует надеть на ноги башмаки. Вот шаги уже на лестнице, и дверной колокольчик говорит своим звонким голосом:

— Теретиритрилль![14]

Запыхавшийся клиент входит в аптеку.

Мастер Иохан мгновенно узнает вошедшего, так же как и Март. Потому что даже в таком невероятно большом городе, как Таллинн, в котором почти семь тысяч жителей, домашних слуг ратманов[15] знают в лицо в каждом деловом месте, не говоря уже про аптеку, которая выполняет обязанности почти что докторского дома. Потому что настоящий доктор в этом огромном городе в году Господнем 1441 как раз и не живет. Итак, мастер Иохан спрашивает: