Мартингал - [3]
– Ну, да вот господин, что с вами приходил, разве он…
– Кто? Дядя? – У! он человек строгий, страшный человек, и чудак и кремень. Был в старину игроком, теперь карт в руки не берет… неумолимый человек! Что за правила…
– Да разве он не может?..
«Кто? Он? у него одна поговорка: „Что должно, то должно! Давши слово, держись!“ Да как заладит ее, – так уж тут что хочешь. Вы не знаете, что это за человек! Ужас! Ни суда, ни милосердия. „Все это вздор! – говорит, – бабы выдумали!“ Однажды дядя узнал, что кто-то про него сказал дурное слово, – дядя нахмурился и обещал, что отнесется к личности обидчика, сказал и пошел в дом к нему, приходит, ему говорят, что уж-де три дня как в заразительной горячке с пятнами, – „а мне что нужды? – ответил дядя. – Долг! Святой долг!“ Родственники, прокуренные хлором, с почтением пропустили такого неустрашимого друга, а дядя в спальню, прямо к постели больного, да не говоря лишнего слова…» Молодой человек запнулся – перед нами явилась фигура в венгерке. Ужасный дядя поглядел на меня искоса, холодно отвечал на мой поклон, взял племянника под руку и повел его в другую сторону, как ребенка.
Очень мне было досадно! Только что молодяк распоясался! Не успел я у него ничего хорошенько повыспросить: кого они из родни потеряли? Отчего двоих вместе? Нет ли тут чего другого? Такая досада – нечего было дома жене рассказать.
На другой день по условию, ровно в девять часов, я явился в назначенный дом с произведениями моего искусства. Между тем, как я узнал после, случилось следующее происшествие.
Накануне, около часа пополудни, племянник пришел к дяде в отчаянном положении, и между ними произошел следующий разговор:
Дядя: «Что, играл?»
Племянник: – Играл.
– У кого?
– У Тяпкина…
– Понтировал?
– Понтировал…
– Проиграл?
– Проиграл…
– Много?
– Двести…
– Заплатил?
– Сто заплатил… сто через двадцать четыре часа…
– Есть?
– Нет…
– Что же ты?..
– Пулю в лоб…
– Хорошо.
Дядя замолчал. Племянник тоже. Так прошло четверть часа. Дядя молчал. Племянник начал:
– Дядюшка…
– Что?..
– Дядюшка…
– Что такое?..
– Мне девятнадцать лет…
– Когда?..
– В этом году…
– Правда…
Дядя замолчал. Племянник тоже. Прошло еще четверть часа. Племянник опять:
– Дядюшка…
– Что?..
– Завтра в двенадцать с четвертью…
– Что такое?
– Моя графиня…
– Не дурна…
– В первый раз…
– Поздравляю…
Дядя замолчал. Племянник тоже. Прошло еще четверть часа.
– Дядюшка…
– Что?..
– Неужели, в самом деле, пулю в лоб?..
– Непременно…
– Нет надежды!..
– Понтировал… Говорили… Не послушался… Хочешь своим умом жить. Вольнодумство. Подлость. Гнусность. Что на поверку? Долг, святой долг. Нечем? Одно средство…
Дядя замолчал. Племянник тоже. Прошло еще четверть часа… Племянник встал:
– Дядя! – сказал он.
– Что такое?
– Однажды отец мой выручил тебя из беды…
– Правда, хорошо.
Дядя спокойно вынул лист бумаги и принялся писать. Племянник смотрел на него с нетерпением. Дядя исписал лист; потом отворил комод, вынул из него какие-то бумаги, положил в конверт, надписал, запечатал, сказал: «Теперь все в порядке»; потом пододвинул к себе прекрасный ящик красного дерева, открыл и примолвил: «настоящий кухенрейт[7]; никогда не осекаются».
Спокойно осматривал дядя один пистолет за другим: спускал курок, отвертывал винты, бережно вытирал их замшею и опять привертывал.
– Что все это значит? – вскричал племянник, наконец выведенный из терпенья.
– Ничего. Однажды твой отец выручил меня из беды. Правда. Долг, святой долг. Хочешь прочесть?..
Дядя подал племяннику исписанный лист бумаги, и племянник прочел с ужасом:
«Никто не виноват. Мы сами своей волею.
За вырытие двух могил столько-то.
Доктору за осмотр столько-то.
На угощенье столько-то.
Итого: 515 р. 75 к., которые при сем прилагаются.
Такого-то числа в 12 с четвертью пополуночи».
– Вы шутите? – вскричал молодой человек.
– Я? – спокойно спросил дядя.
– Что значит эта бумага?
– Ничего. Порядок, как всегда. Так должно. Так привык. А то известное дело, после меня, на то, на се, растащут, разворуют…
– Вы сами?..
– Да – я сам. Твой отец выручил меня из беды. Правда. Долг, святой долг!..
– Но у вас есть деньги?..
– Есть деньги – немного, есть и дети – их много. Без изъяна на них достанет, с изъяном – не достанет. – Не по миру же им – ради тебя.
– Что ж вы намерены делать?..
– Что должно. В полночь 24 часа. Честь страждет. В долгий ящик – поздно. Сегодня зову на игру. На квит не согласятся. Одно средство: двоить – на мартингал. Твой отец меня выручил. Тряхну стариной. Или пан, или пропал. Повезет до полночи – хорошо, – не повезет – ты и я разом – и концы в воду.
– Это ужасно! Неужели нет другого средства?.. в девятнадцать лет… Графиня… счастье…
– Поздно хныкать… Говорили. Не послушал. Убивал и время, и деньги. Теперь поздно. Твой отец выручил меня из беды. Делаю, что могу. Спасаю семейную честь…
– Неужели нельзя перехватить где-нибудь?..
– Занять? Кому? Тебе? Игроку? Шутишь. Я – не могу и не хочу. Тут долг.
Они снова замолчали.
Через несколько времени дядя встал.
– И забыл с тобою. Пойдем-ка. Надобно позаботиться о новоселье.
– О новоселье? – повторил молодой человек.
– А как же. Все надобно приготовить, честно рассчитаться – и лишнего не платить. То ли дело свой глаз.
Главный герой книги, а вместе с ним и автор совершают увлекательное путешествие в странный и пугающий механический мир музыкальной шкатулки.
«Мороз Иванович» – мудрая сказка о том, что труд и доброта всегда вознаграждаются, а лень и равнодушие ни к чему хорошему не приводят.
Игоша – проказливое невидимое существо, с которым в детстве довелось повстречаться герою.
Цикл В.Ф. Одоевского (1803–1869) «Пестрые сказки» воспроизводится по первому изданию, вышедшему в Петербурге в 1833 г., поскольку в дальнейшем как целостный цикл они при жизни писателя не переиздавались. В «Дополнениях» публикуются печатные и рукописные произведения Одоевского, тематически и художественно связанные с «Пестрыми сказками», а также прижизненные рецензии на сборник и отзывы о нем из мемуаров и писем современников.В комментариях рассказана судьба экземпляра «Пестрых сказок», обнаруженного недавно в Британской библиотеке (Англия), с карандашными пометами и исправлениями автораhttp://ruslit.traumlibrary.net.
«Долго любовалась Лидинька, смотря на свои серебряные рублики; когда же светило солнышко в окошко прямо на рублики, и они горели, как в огне…».
«...друзья мои, грешно мучить бедных животных, которые нам служат для пользы или для удовольствия. Кто мучит животных без всякой нужды, тот дурной человек. Кто мучит лошадь, собаку, тот в состоянии мучить и человека. А иногда это бывает и очень опасно».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Второй том собрания сочинений классика Серебряного века Бориса Зайцева (1881–1972) представляет произведения рубежного периода – те, что были созданы в канун социальных потрясений в России 1917 г., и те, что составили его первые книги в изгнании после 1922 г. Время «тихих зорь» и надмирного счастья людей, взорванное войнами и кровавыми переворотами, – вот главная тема размышлений писателя в таких шедеврах, как повесть «Голубая звезда», рассказы-поэмы «Улица св. Николая», «Уединение», «Белый свет», трагичные новеллы «Странное путешествие», «Авдотья-смерть», «Николай Калифорнийский». В приложениях публикуются мемуарные очерки писателя и статья «поэта критики» Ю.
Прежде, чем стать лагерником, а затем известным советским «поэтом-песенником», Сергей Алымов (1892–1948) успел поскитаться по миру и оставить заметный след в истории русского авангарда на Дальнем Востоке и в Китае. Роман «Нанкин-род», опубликованный бывшим эмигрантом по возвращении в Россию – это роман-обманка, в котором советская агитация скрывает яркий, местами чуть ли не бульварный портрет Шанхая двадцатых годов. Здесь есть и обязательная классовая борьба, и алчные колонизаторы, и гордо марширующие массы трудящихся, но куда больше пропагандистской риторики автора занимает блеск автомобилей, баров, ночных клубов и дансингов, пикантные любовные приключения европейских и китайских бездельников и богачей и резкие контрасты «Мекки Дальнего Востока».
«”Джиадэ”» – пища не для богов и не для простых смертных. Она найдет поклонников у литературных снобов и гурманов…» – так писала об этом поразительном романе почти 90 лет назад разгневанная советская критика. Сегодня эти слова звучат как рекомендация. К читателю возвращается изысканный, виртуозный и самоубийственный по смелости роман А. Лугина (А. Беленсона, 1890–1949) – поэта, литературного критика, составителя трех выпусков знаменитого авангардного альманаха «Стрелец». В приложения к книге включен примыкающий к «Джиадэ» прозаический фрагмент «Египетская предсказательница» и статья литературоведа И.
Собрание прозы Михаила Кузмина, опубликованное издательством Университета Беркли, США. В шестом томе собрания воспроизведены в виде репринта внецикловый роман «Тихий страж» и сборник рассказов «Бабушкина шкатулка». В данной электронной редакции тексты даются в современной орфографии.https://ruslit.traumlibrary.net.
Собрание прозы Михаила Кузмина, опубликованное издательством Университета Беркли, США. В девятый том собрания включена несобранная проза – повести, рассказы и два неоконченных романа.https://ruslit.traumlibrary.net.