Мартин Лютер Кинг. Жизнь, страдания и величие - [10]

Опыт совместного существования оказался очень полезным, но, разумеется, не только ради него Кинг оказался в семинарии. Кроуцер имел отличную репутацию ереди семинарий, и Мартину импонировала мысль, что он получит диплом именно здесь. Он также воспользовался случаем, чтобы несколько ослабить узы, привязывавшие его к родному дому. Всякий раз, возвращаясь на лето к родителям, он казался немного повзрослевшим и возмужавшим. Отец гордился им и был рад, что Мартин на глазах становился мужчиной. И когда Мартин окончательно вернулся домой, отец не стал оказывать на него давления как старший коллега, а просто дал ему возможность почувствовать вкус настоящей пасторской работы. Надо сказать, что труд этот был нелегким и весьма ответственным, так как конгрегация к тому времени разрослась и насчитывала почти четыре тысячи постоянных членов. Мало кто из однокашников Мартина мог бы похвастаться такой аудиторией. Мартин же получил возможность на практике проверить свои обретенные в семинарии профессиональные навыки.

Проповедническая деятельность для него означала прежде всего духовные искания и открытия. Так его учили в Кроуцеровской семинарии. На первом курсе особое внимание там уделяли библейской критике. Поскольку сам он с детства рос в атмосфере немудреного, буквалистского понимания текстов Священного Писания (от чего ему не вполне удалось избавиться даже на скамье Морхаусского колледжа), Мартин был буквально зачарован той вольной интерпретацией Нового Завета, которая открылась ему в лекциях профессора Мортона Скотта Энслина. По мысли Энслина, апостол Павел был создателем глубочайшего этического учения, Иисус представал перед слушателями как живой образ пророка нового типа, а жизнь ранних христиан преподносилась в контексте их времени и бытовых реалий. Содержание Библии стало казаться иным, гораздо более осмысленным, чем прежде. В течение первого же семестра Мартин нашел и теологическое обоснование тех взглядов на жизнь и общество, которые сложились у него под влиянием собственного жизненного опыта, ― они, кстати, удачно сочетались с библейскими воззрениями профессора Энслина.

Ключевую роль в этом сыграла монография «Христианство и общественный кризис» Уолтера Раушенбаха. Впервые опубликованная в 1907 году, в «прогрессивную эру» Теодора Рузвельта, связанную со стремительным ростом трастового капитала, книга Раушенбаха буквально излучала безграничный оптимизм относительно построения в скором будущем Царства Божия на земле. Этот просчет Мартин Кинг уловил мгновенно, но книга все равно оставила в его сознании неизгладимый след. Более всего он оценил, по его собственным словам, ту настойчивость, с которой Раушенбах отстаивает идею о том, что «Евангелие обращено к человеку в целом, не только к его душе, но и к его телу; не только к его духовному самочувствию, но и к физическому, материальному благополучию. Прочитав Раушенбаха, я пришел к убеждению, что любая религия, интересующаяся только душами людей и закрывающая глаза на социальные и экономические условия их существования, которые так сильно ранят эти души, интеллектуально и духовно мертва. Она обречена и лишь ждет дня своих похорон».

На втором курсе семинарии студенты изучали историю Христианской церкви, а также учения пророков Ветхого Завета. Труды другого, гораздо более позднего пророка ― Карла Маркса в программе не значились. Перипетии президентской кампании 1948 года и студенческие дискуссии по поводу начавшейся «холодной войны» обострили интерес Мартина к коммунизму. Большую часть рождественских каникул 1949 года он посвятил изучению «Капитала» и «Коммунистического манифеста», а также целого ряда исследовательских работ о марксизме и его советском отпрыске ― ленинизме. У Маркса, как прежде у Раушенбаха, он нашел открытый протест против экономического неравенства в обществе и, следовательно, неприятие той социальной индифферентности, которая была свойственна христианскому духовенству в целом. Однако в учении Маркса он мог принять далеко не все. Возражая ему и споря с ним, он начал оттачивать свои собственные представления о ценностях. В историческом материализме для Бога вообще не было места. Проповедуемый Марксом этический релятивизм одобрял любые, самые дурные средства, если только они приводили к поставленной цели, и создавал такую политическую систему, в которой, писал Кинг, «человек едва ли становится чем-то большим, чем лишенный всякой индивидуальности винтик в государственной машине». Молодой семинарист, напротив, очень остро осознавал необходимость существования Бога, причем не просто какого-то божества, а именно «творческой личной силы, управляющей Вселенной, составляющей основу и сущность любой реальности... История в конечном счете подчиняется духу, а не материи». Более того, Вселенная, поскольку эта божественная сила находится в ее центре, должна обладать нравственной упорядоченностью. Иными словами, ей присущи определенные моральные принципы, которые сами по себе справедливы и добры. Один из этих принципов гласит, что человек есть «сын Божий», а не средство достижения какой-либо цели. Он «сам по себе и средство, и цель». Всякий нормальный человек, каждый христианин, равно как и любая попытка изменить общество ради его улучшения, должны воплощать в себе эти принципы и заветы.