Марсианские войны - 1 - [7]

- Доброго утра. Надолго к нам?

- На месяц примерно. Не знаю.

- Роб Хогбен, местный шериф. – Он коснулся шляпы. - Садись-ка, сынок, в машину, я тебя подвезу.

Я молча сел в машину рядом с шерифом и только потом спросил:

- Вы со всеми туристами так любезны, шериф? Или со мной что-то не так?

Старик на секунду взглянул на меня, будто пытаясь прочесть мои мысли, но тут же отвел глаза.

- Не пойми меня неправильно, сынок. Я слежу за порядком в этом городишке. Местечко тихое, спокойное, народ такой же. Каждый новый человек на виду. Да ты не переживай. Подкину тебя до пансиона Бетти Хаббард, все равно квартиру больше нигде не найдешь. Вот только заглянем на минутку в контору.

Мы неспеша катились по тихой улочке, когда шериф показал налево:

- Видишь вывеску через дорогу? «Всякая всячина Билла Уокера» - припасы, продукты и все такое, если надумаешь прогуляться по нашим лесам.

Мы подъехали к невысокому двухэтажному зданию из бревен с зарешеченными окнами и шериф остановил свой тарантас.

- Вылезай, сынок, приехали. Это долго не займет.

В помещении был полумрак и пахло порохом. Кипы бумаг валялись тут и там – пара столов, потертая кушетка для посетителей, чучело совы на стене, большой чугунный сейф в углу. Хогбен подошел к угловому столу.

- Я так вижу, двадцать второй век до вас не добрался, шериф?

- А нам и так хорошо. Давай свою карту, сынок и, ради бога, не таи обиды на старика. Такая работа.

Он взял мою карточку, внимательно прочел, шевеля губами, записал идентификационный номер и отдал мне.

- Сидней, значит… Ну, иди, погуляй полчасика, а я пока расшевелю австралийских чиновников.

Я двинулся к двери.

- Пансион Бетти через дорогу!

Я не оглянулся.

Оказавшись на улице, я сразу же двинулся в сторону «Всякой всячины». Надо было как можно скорее купить все необходимое и сматываться.

Я вошел в магазинчик под звяканье старомодного колокольчика. Это было длинное помещение с двумя большими окнами по правую руку, с длинной стойкой у правой же стены и дверью в подсобку в противоположном конце. По стенам были развешаны ружья, амуниция, рыболовная сеть, пара оленьих голов, на полках теснились коробки с дробью, ящики с консервами и походными аптечками. За стойкой стоял старик возраста шерифа, широкоплечий, грузный, с красным лицом и седыми вислыми усами. Он курил трубку, а на голове у него была шляпа на манер той, в которой щеголял Хогбен. Склонившись над стойкой, старик читал какую-то старую бумажную книгу в потертой обложке. Из приемника на стойке звучал «Замок Короля»[1] года эдак позапрошлого семьдесят пятого. В лучах солнца, косо падавших на пол из окон, танцевал пылинками воздух. В помещении, кроме нас двоих, больше никого не было.

Я шагнул к стойке.

- Пять банок бобов, десяток тушенки, три пакета сухарей и пакет сухофруктов.

- …Счастья всем и каждому и пусть никто не уйдет обиженным[2], - пробормотал он, не отрываясь от чтения.

- Что?..

- Ничего, – он взглянул на меня. – Товары Билла Уокера, сынок, - все, что тебе нужно, чтоб приятно провести время в здешних местах.

Он посмотрел на меня внимательнее.

- Или ты не турист?

- Турист. Как насчет консервов?

- Момент, - Билл Уокер повернулся к своим полкам, при этом что-то металлически скрипнуло.

- Что-то ты рановато, - продолжал он, выуживая из коробок пакеты и банки, - еще не сезон.

- Сезон?

- Сезон охоты. Через два месяца сюда потянутся городские умники, чтоб поохотиться на оленей. А ты, стало быть, не охотник?

- Нет. Никогда не понимал, что за удовольствие стрелять по мишеням, когда есть супермаркет.

Старик вышел из-за прилавка, чтобы достать сухари из большого деревянного короба у двери в кладовку и я понял, что все это время скрипело, пока мы разговаривали. От колен до ступней ноги Билла Уокера заканчивались двумя титановыми протезами на сервоприводах, которые слегка поскрипывали при движении.

Я забрал свои покупки, расплатился и вышел. Снова видеться с шерифом желания не было ни малейшего, потому я закинул мешок за спину и сделал большой крюк, обходя его контору и всю главную улицу целиком. Я шел у самой стены города, где дома были похуже и победнее, а в переулках плясали пыль и мусор. Я шел к западным воротам, уповая на то, что шериф Хогбен не такой параноик, как я и что местный патруль у западных ворот не имеет приказа шерифа не выпускать австралийского геолога вплоть до особого распоряжения и проверки документов в департаменте виз Австралии.

Сомневался я зря, все обошлось, патрульный глянул на карточку и пожелал удачного отдыха на планете.

Я зашагал по небольшой тропке, которую местные натоптали среди сосен и кустов можжевельника, но метров через триста, когда меня уже нельзя было разглядеть с поста, ушел в сторону и двинулся к горам. Так я шел полчаса, жуя сухарь и запивая его водой из фляги. Я шел к Оукин-хилл, старой угольной шахте, которую закрыли лет двадцать назад, но до сих пор отмечали на картах. Там я рассчитывал устроиться на сколько-то дней, пока, связавшись с Йоргеном, не станет ясно, что делать дальше.

Лес жил своей жизнью, солнце взошло уже довольно-таки высоко, становилось все жарче и жарче. От травы, кустов и хвойных веток поднимался пар прошедшего ночью дождя. Часа через три, сверяясь с картой, я вышел к шахте.