— Но как я могла догадаться об этом, Карторис? — спросила она простодушно. — Ты мне когда-нибудь говорил об этом? С твоих уст слетали ли хоть раз признания в любви?
— Но ты должна была знать об этом! — воскликнул он. — В сердечных делах я так глуп, как и мой отец: я не знаю, как обращаться с женщиной; и все драгоценные камни, разбросанные по дорожкам королевского сада, деревья, цветы, газоны — все видело любовь, наполнявшую мое сердце с той минуты, когда я впервые увидел твое прекрасное лицо и совершенные формы, и как ты могла остаться слепой к моей любви?
— А разве в Гелиуме девушки ухаживают за молодыми людьми? — спросила Тувия.
— Ты смеешься надо мной? — воскликнул Карторис. — Скажи, что ты смеешься надо мной, и что ты все же любишь меня, Тувия!
— Я не могу сказать тебе этого, Карторис, так как я обещана другому.
Она говорила ровным голосом, но кто может поручиться, что в нем не прозвучала безграничная печаль? Кто может сказать это?
— Обещана другому? — с трудом произнес Карторис. Его лицо стало почти белым, но затем он поднял голову, как и подобает тому, в чьих жилах течет кровь повелителя мира.
— Карторис из Гелиума желает тебе счастья с человеком, которого ты избрала, — сказал он. — С… и он замолчал в ожидании, когда она произнесет имя.
— Кулан Тит, джеддак Каола, — ответила она.
— Друг моего отца и самый могущественный союзник Птарса.
Молодой человек посмотрел на нее внимательно, прежде чем заговорить опять.
— Ты любишь его? — спросил он.
— Я обещала ему, — просто ответила она. Молодой человек больше ни на чем не настаивал.
— Он один из самых знатных людей Барсума и могущественный воин, — задумчиво произнес Карторис. — Друг моего отца и мой — если бы это был кто другой? — пробормотал он почти свирепо.
Что думала девушка, было скрыто от Карториса, и только легкая тень печали за Карториса или за себя, а может, и за обоих вместе не исчезала с ее лица.
Карторис из Гелиума не спрашивал, хотя он и заметил это выражение. Он поднес к губам покрытый бриллиантами край великолепной одежды девушки.
— Счастье и слава Кулан Титу и бесценному бриллианту, который был дарован ему судьбой, — сказал он, и хотя голос его был хриплым, в нем звучала искренность. — Я сказал что люблю тебя, Тувия, до того как узнал, что ты обещана другому. Я не могу повторить тебе это, но, к счастью, ты знаешь это, так что в нем нет оскорбления ни для тебя, ни для Туван Дина, ни для меня. Моя любовь такова, что может распространиться и на Кулан Тита, если ты любишь его, — в последних словах его прозвучал вопрос.
— Я обещала ему, — ответила она.
Карторис медленно повернулся. Одну руку он положил на сердце, другую на эфес своей длинной шпаги.
— Они принадлежат тебе всегда, — сказал он.
Через мгновение он уже вошел во дворец и скрылся из виду.
Если бы Карторис обернулся, он увидел бы ее стоящей на коленях у скамьи из эрепта. Лицо свое она спрятала в ладонях. Плакала ли она — некому было проверить это.
Карторис из Гелиума в этот же день вошел в зал друга своего отца без предупреждения. Он прилетел один на маленьком быстроходном аппарате, уверенный в том, что найдет обычное гостеприимство, как его всегда встречали в Птарсе. Но поскольку не соблюдались формальности при прибытии, не соблюдались они и при входе во дворец.
Туван Дину он объяснил, что испытывает новое свое изобретение, которым был оборудован его летательный аппарат — хитроумное улучшение обычного марсианского воздушного компаса, который, будучи направлен на определенное место назначения, будет вести корабль точно по указанному курсу, при этом необходимо только держать нос корабля всегда в направлении, которое указывает стрелка компаса, для того, чтобы достичь любой заданной точки на Барсуме в кратчайший срок и по кратчайшему маршруту.
Изобретение Карториса состояло из дополнительного прибора, направляющего судно по компасу, и, по прибытию в точку, на которую был направлен компас, останавливающего и снижающего судно также автоматически на землю.
— Ты без труда оценишь преимущества этого изобретения. — сказал он Туван Дину, который сопровождал его на посадочную площадку на крыше дворца с целью посмотреть работу компаса и попрощаться с молодым другом.
Дюжина офицеров с несколькими слугами личной охраны собрались около джеддака и его гостя — нетерпеливые слушатели разговора; один из слуг был настолько нетерпелив, что его господин дважды делал ему выговор за то, что тот пытался прикоснуться к сложному механизму чудесного компаса, контролирующего направление.
— Например, — продолжал Карторис, — мне предстоит путешествие на всю ночь, как сегодня. Я устанавливаю указатель на правом циферблате, который контролирует восточное полушарие Барсума, таким образом, чтобы это соответствовало точной долготе и широте нужной точки. Затем я завожу двигатель, заворачиваюсь в шелка и меха и, с зажженными огнями лечу по направлению к Гелиуму, уверенный, что в назначенный час я совершу мягкую посадку на площадке своего собственного дворца, независимо от того, буду ли я в это время спать или нет.
— При условии, что ты не столкнешься с таким же ночным путешественником, — вставил Туван Дин.
