Марсианская роза - [4]

2

Андрей Брызгин действительно улетел на флиппере, который заметил сидящий в саду старик. На Земле ему оставалось пробыть всего трое суток, поэтому хотелось успеть многое. Армстронг угадал, Брызгин действительно не понимал, зачем его отправили к этой живой космической легенде. Нет, он уважал старика, тот сделал за свою жизнь столько, что таким, как сам Брызгин, потребовалось бы вдвое больше времени, да и то они, вероятно, вряд ли успели сделать столько, старик был на редкость талантлив и упорен в достижении целей.

Одно исследование Аморфного пятна на Уране чего стоило!

И все-таки Брызгин полагал, что время легендарных личностей прошлого ушло. Пусть они доживают свой век спокойно, выходят на яхте в море и ловят макрель. Они это заслужили. В крайнем случае, если шеф Брызгина хотел знать мнение этой старой перечницы, он мог бы переслать ему материалы по Интеркому. Но он предпочел погнать к старику Брызгина. Хотел, чтобы Брызгин увидел живьем того, чьи монографии и научные работы стали классическими и вошли в учебники астрофизики? Ну, Брызгин его увидел, прочувствовал, зауважал. Что дальше-то? Над проблемой обнаружения агрессора работают институты, там сидят люди не глупее этого ветерана Армстронга, а результатов пока нет. Наивно надеяться, что догадки старика заменят работу двух институтов.

Брызгин был молод и оттого самоуверен.

Он родился уже в то время, когда не стало промышленности и сельского хозяйства. Даже поверить трудно, что было время, когда люди выращивали себе питание и занимали огромные площади технологическими и промышленными комплексами. Брызгин был молод, и ему казалось, что всемогущие нанотехнологии были всегда. Нет, некоторые архаичные профессии на Земле все-таки остались, находились люди, которые с удовольствием тратили свое время на скрещивание плодовых деревьев, терпеливо пересаживали черенки, меняли состав почвы и температурные режимы, чтобы получить необыкновенные фрукты. Были и такие, кто занимался исследованием животного мира, и это, наверное, было по-своему увлекательным, но Брызгина не привлекало, как не привлекли его профессии историка и археолога, палеонтолога, океанолога, и тысячи иных, которые оставляли человека на Земле. С юности он был максималистом, поэтому утверждение, что будущее человечества находится среди звезд, нашло в нем самый живой отклик. С юности жизнь Андрея напоминала стрелу — начавшись рождением, она упиралась в звезды и только в звезды.

На Земле ему было скучно.

Хотелось романтики, но что романтичного могло быть в академических исследованиях? Земля стала слишком обжитой, а потому невозможной для романтики. На ней даже невозможно было потерпеть кораблекрушение — спутники наблюдения по импульсу личного браслета тут же давали знать спасательной службе, где находится потерпевший аварию человек. Тот же импульс призывал к потерпевшему аварию человеку нанороботов, которые тут же обеспечивали его всем необходимым. Те же самые микрокибернетические системы, находящиеся в крови, излечивали человека от болезней, в считанные часы залечивали переломы костей и повреждения мягких тканей, понижали начинающийся жар, даже заболеть было невозможно.

Развитие получали технические и социальные профессии, в иных просто не было нужды. Одной из самых уважаемых профессий стала профессия Учителя. Впрочем, трудно было назвать профессией то, что составляло саму сущность человека. Учить детей было труднее всего на свете, поэтому способность обучать других была редкостным даром, который пытались распознать как можно раньше, чтобы затем всемерно этот дар развивать.

Не менее важными были профессии психолога и социолога. Земля насчитывала девять миллиардов жителей, еще семь миллиардов жили за пределами родной планеты, взаимоотношения людей усложнились, особенно это касалось взаимоотношений коренных жителей Земли и пространственников, проживающих вне планеты. Отношения эти были непростыми и отнюдь не безоблачными. Пространственники к коренным жителям Земли относились с некоторой снисходительностью, как к обитателям некоего безмятежного Рая, не знающим трудностей в жизни.

Другое дело открытый космос! Здесь невозможна была всемогущая спасательная служба, оказавшись в экстремальной ситуации, человек мог надеяться только на себя. Разумеется, микрокибернетические системы делали все возможное для человека, но космос оставался космосом — со всеми своими неожиданностями и опасностями.

Что могло спасти обитателей Авроры от неожиданно появившегося Роя? Только возможность стать частью этого Роя. Но сама возможность генетического изменения человека, его приспособление к новой среде обитания встречалась Советом ООН в штыки. Официально считалось, что такие изменения будут означать конец единого человечества. Можно ли назвать человеком существо, которое способно жить при давлении в две тысячи атмосфер и температуре в полтысячи градусов? И ведь он не просто будет жить в этой среде, он будет информационно с нею связан, следовательно, не может не измениться его психология. Изменение физиологии означает конец старого человека, привязанного к земным условиям. Кроме того, приспособляемость к новой среде обитания будет обусловливать изменение внешнего вида, реакций человека на эту среду, и это тоже обязательно скажется на социологии и психологии измененного существа. Практически, утверждали противники таких изменений, мы будем иметь дело не с представителем человечества, а с новым разумным видом, который сами же и создадим.