Марсиане - [7]

Рассуждения Малыгина показались весьма правдоподобными и участковому Угрюмову. На всякий случай он съездил в райцентр и доложил своему непосредственному начальству об опасности, грозящей всему району.

Статуя же долго стояла во дворе ильинского дома, пока местные пионеры — одноклассники братьев–близнецов — не утащили ее в металлолом.

Вот, кажется, и все…

На этом и закончилась эта странная история, потому что в райцентре хода заявлению участкового Угрюмова не дали, не до того стало. На редкость засушливое выдалось лето, и все местные районные учреждения были брошены на сельхозработы.

Как ни странно, и на следующий год природа не побаловала местных земледельцев. Вымерзли в суровую зиму все сады в поселке, да и в окрестностях его. И как–то стремительно начали скатываться по своим показателям гремевшие последние годы местные колхозы и совхозы.

Впрочем, это, по–видимому, уже не имеет прямого отношения к странной истории, случившейся в семье Пыталовых. Ведь даже проницательный пенсионер Малыгин не обнаружил никакой связи между исчезновением близнецов и засухами, обрушившимися на район.

Хотя, может быть, просто не до того стало пенсионеру. Недавно непутевая, не пожелавшая уехать из поселка внучка Малыгина родила двойню.

Пенсионер Малыгин грозится всем, что обязательно отыщет проходимца–отца, а пока нянчит правнуков. Хорошие мальчишки растут. Только глаза у них какие–то странные, нездешние.

А недавно, я в газетах читал, район снова пошел вверх по показателям… И хлеба много собрали, и яблок столько уродилось, что их теперь и девать некуда.

Нештатная ситуация

Говорят, много в нашей жизни непонятного и таинственного. Не знаю… Всякое, конечно, встречается, но очень часто покровы таинственности спадают, едва начинаешь обдумывать загадочное происшествие, исходя не из абстрактных представлений, а из логики самой нашей жизни. Более того, оказывается, что только так и могло быть, а ждать другого развития событий — романтика, чушь…

Вот и эта история, когда у нас в городе забрали в вытрезвитель памятник Ленину… Только на первый взгляд выглядит она необычной и дикой, а если обдумать ее как следует, то поймешь, что удивительно другое. Дивно, почему раньше–то эти памятники в вытрезвитель не забирали, ведь не может быть, чтобы в нашей развороченной бульдозерами стране никогда с этой нештатной — как шофер Гоша выразился — ситуацией не сталкивались!

Впрочем, расскажу все по порядку.

В тот памятный день прораб Григорий Миронов получил наряд. Приказано было снести дом номер сорок шесть по проспекту Розы Люксембург…

Хотя прораб Григорий Миронов недавно работал в СМУ, но человеком в строительстве считался опытным. Еще будучи студентом, выезжал он со стройотрядом не то в Польшу, не то в ГДР. (Куда он конкретно ездил, я сказать не могу. Говорят, что следователь, основательно копавший под гражданина Миронова на предмет связи его с западными спецслужбами, доподлинно установил это, но с материалами следствия я — увы! — ознакомиться не смог…) Мне известно только, что прораб Григорий Миронов действительно весьма скептически относился к культуре отечественного строительства. Между прочим, и в тот памятный день, получая наряд, на вопрос начальника участка: справится ли он с порученным делом? — Миронов только хмыкнул и сказал, что на Западе, мать–перемать, и не такие развалюхи сносят и никто, мать вашу за ногу, не спрашивает у дипломированного специалиста, справится ли он…

После этого, выйдя из вагончика, где располагалось управление участка, Григорий Миронов залез в кабинку самосвала и приказал Гоше Сапунову возглавить маленькую, но внушительную мехколонну.

Почесывая обтянутую грязной тельняшкой грудь, Гоша Сапунов пожаловался на чесотку, которая — чего бы это? — нечаянно напала на него.

— Почему к бане? — удивился он, выруливая на проспект. — Мыться, конечно, надо, но нервы, Григорий Яковлевич, тоже свое значение имеют.

И всю дорогу до дома номер сорок шесть по Розе Люксембург Гоша крутил головою, удивляясь, как не может понимать такой простой вещи вроде бы культурный с виду человек, тем более побывавший за границами.

Скоро, окруженный грудами битого кирпича и скалами из засохшего бетона, показался назначенный на снос дом.

В этом до боли знакомом пейзаже было, конечно, много широты, столь характерной для строительной культуры СССР, но ничего необычного не замечалось, пока из зарослей кустов не выступил наперерез самосвалу маленький, как первоклассник…

— Мать твою за ногу! — давя на тормоза, закричал Гоша. — Ленин!

Вытирая рукавом пот со лба, прораб Григорий Миронов вылез из кабины и оглянулся на дом, который буквой П охватывал памятник. Сердце у прораба тихонько заныло — снести здание, не задев монумент, не сумели бы, мать–перемать, и японцы.

Между тем втягивались во двор отставшие погрузчики и бульдозеры.

— Чего это? — спросил из–за спины пожилой экскаваторщик Дима. — Ленин–то чего тут делает, а, Григорий Яковлевич?

— Хрен его знает чего! — ответил прораб.

Услышав о памятнике, начальник участка так посмотрел на Григория Миронова, словно это Миронов и поставил монумент.