Маршем по снегу - [74]

Шрифт
Интервал

В это время на дороге показался чадящий дымом, как паровоз, грузовой автомобиль. В кабине сидели два человека. Водитель грузовика инстинктивно притормозил, но один из офицеров знаками приказал тому следовать дальше. А зря. В кузове за кучей дров прятался Гюн.

Судьба в очередной раз ему улыбнулась. Когда кавалькада машин министерства госбезопасности подъехала, он быстро скрылся в кустах и бросился бежать вдоль дороги от места перестрелки. Буквально в трёхстах метрах стоял грузовик. Водитель сидел в кабине, а его напарник в кузове бросал дрова в печь. Гюн слышал о таких машинах, которые называются газгольдерами и работают на дровах, но увидел такую впервые. Когда напарник водителя раскочегарил топку, то пересел в кабину, и машина медленно тронулась. Гюн быстро запрыгнул в кузов и спрятался за грудой дров и разным хламом.

— Капитан! Ко мне! — приказал заместитель министра офицеру, который перевязывал Королёва. — Немедленно сделай так, чтобы раненый очнулся. Мне надо его допросить.

Капитан с аптечкой бросился к Королёву и стал приводить его в чувство. Нашатырь не помогал. Тогда офицер сделал обезболивающий укол Артёму.

— Раненый пришёл в себя, но не надолго.

— Хорошо. Мне надо пару минут, а ты отойди в сторону, — распорядился Кан Мин Хёк и подошёл к лежавшему на дороге Артёму.

— Королёв! Ты меня слышишь?

Артём моргнул веками, показывая, что слышит, но не может говорить.

— Королёв! Ты мне за эту неделю надоел. Твоя дорога — прямиком на небеса. Ты понял? Я не хочу твоей смерти, но и оставлять тебя в живых не вижу смысла, — произнёс тираду генерал. — Вариант остаётся только один, — чуть задумавшись, продолжил он. — Ты будешь жить до тех пор…, пока будет жива моя жена. Но она будет знать, что ты умер от ранения. Если не согласишься… то Ли Хва Ми умрёт, — сделав обиженную гримасу, сказал Кан. — Мы с ней всегда были чужими. Но она мне пока нужна для карьеры. Видишь, я откровенен перед тобой. Если она тебе дорога, то сделаешь всё так, как я тебе скажу, — с усмешкой закончил заместитель министра, но, посмотрев в глаза раненого полковника, вздрогнул.

Ненависть и презрение читались во взгляде Артёма. Однако Королёв через какое-то мгновение моргнул, показывая своё согласие, и отвернулся в сторону. Жизнь любимой женщины была для него превыше всего.

— Вот так-то. Другое дело, — удовлетворённо сказал генерал и встал. «Конечно, в никакой тюремно-трудовой лагерь русского не посадишь, но изолировать его на время надо обязательно, — продолжил он рассуждать про себя. — Перестрелка вблизи столицы, снайперская винтовка, два трупа, два тяжело раненных: да за такое никто по головке не погладит. Здесь есть над чем подумать и решать возникшую проблему надо как можно быстрее».

Кан отошёл в сторону от лежавшего Королёва и подозвал своего порученца, который всё это время стоял около машины генерала и курил. Он знал, что вся черновая работа будет впереди, и не ошибся.

Глава шестнадцатая

(Объект министерства госбезопасности, г. Чангрим, КНДР, 7 марта, 11:12)

Первое, что увидел Артём, очнувшись, были участливые глаза старенького корейца в белом халате.

— Зовут меня Ан, — представился кореец. — Слышишь меня? Я твой доктор.

— Где я? — посмотрев по сторонам, спросил Королёв и постарался приподнять голову.

— Лежи, лежи, — ласково сказал Ан, взял руку Артёма и стал слушать пульс. — Вот и хорошо, поправишься быстро. Организм у тебя крепкий.

Артём снова взглянул на врача и отметил, что кореец выглядит очень усталым: тонкие сухие руки подрагивали, лицо было бледным, глаза красные.

— Давно вы сидите со мной?

— Третьи сутки пошли.

— И вы всё время были со мной? — недоверчиво переспросил Королёв.

— Почти всё время. Теперь ты наконец-то пришёл в себя.

— Спасибо, товарищ Ан! Если бы не ваша забота, то кто его знает, как всё бы обернулось… — Артём попытался придать своим словам нотки признательности. — Вы довольно сносно говорите по-русски. Наверное, учились в СССР? — продолжил он, но вопрос повис в возду хе.

Кореец с усилием встал со стула, поправил подушку под головой Королёва и снова то ли с участием, то ли с сочувствием посмотрел на него.

— Пойду-ка я посплю. Ты тоже отдыхай. Сон силы копит, — с этими словами доктор встал и шаркающей походкой уставшего человека вышел из комнаты.

Полковник огляделся по сторонам. Комната была маленькая, старая мебель, обшарпанные стены. Стиранные-перестиранные занавески закрывали одно единственное окно. Сквозь них проглядывалась железная решётка.

— Странная больница, если это больница, — пробормотал Артём, и тут же в памяти всплыл его разговор с Кан Мин Хёком и его слова о Ли Хва Ми.

— Эй! Кто-нибудь! — крикнул Артём. За дверью было тихо. Покричав ещё немного, полковник замолчал.

Сон подобрался к нему незаметно, и он уснул.

За окном было уже темно, когда в комнате загорелся свет и вошёл доктор, неся в руках поднос с едой. На тумбочку у изголовья Артёма он поставил стакан воды, чашку с капустой и рисом.

— Поешь, сынок, — заботливо сказал кореец. — Ты только не кричи больше, — мягко попросил он. — За дверью никого нет. Приказано держать её всё время запертой.


Рекомендуем почитать
Мушка. Три коротких нелинейных романа о любви

Триптих знаменитого сербского писателя Милорада Павича (1929–2009) – это перекрестки встреч Мужчины и Женщины, научившихся за века сочинять престранные любовные послания. Их они умеют передавать разными способами, так что порой циркуль скажет больше, чем текст признания. Ведь как бы ни искривлялось Время и как бы ни сопротивлялось Пространство, Любовь умеет их одолевать.


Москва–Таллинн. Беспошлинно

Книга о жизни, о соединенности и разобщенности: просто о жизни. Москву и Таллинн соединяет только один поезд. Женственность Москвы неоспорима, но Таллинн – это импозантный иностранец. Герои и персонажи живут в существовании и ощущении образа этого некоего реального и странного поезда, где смешиваются судьбы, казалось бы, случайных попутчиков или тех, кто кажется знакомым или родным, но стрелки сходятся или разъединяются, и никогда не знаешь заранее, что произойдет на следующем полустанке, кто окажется рядом с тобой на соседней полке, кто разделит твои желания и принципы, разбередит душу или наступит в нее не совсем чистыми ногами.


Из Декабря в Антарктику

На пути к мечте герой преодолевает пять континентов: обучается в джунглях, выживает в Африке, влюбляется в Бразилии. И повсюду его преследует пугающий демон. Книга написана в традициях магического реализма, ломая ощущение времени. Эта история вдохновляет на приключения и побуждает верить в себя.


Девушка с делийской окраины

Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.


Мне бы в небо. Часть 2

Вторая часть романа "Мне бы в небо" посвящена возвращению домой. Аврора, после встречи с людьми, живущими на берегу моря и занявшими в её сердце особенный уголок, возвращается туда, где "не видно звёзд", в большой город В.. Там главную героиню ждёт горячо и преданно любящий её Гай, работа в издательстве, недописанная книга. Аврора не без труда вливается в свою прежнюю жизнь, но временами отдаётся воспоминаниям о шуме морских волн и о тех чувствах, которые она испытала рядом с Францем... В эти моменты она даже представить не может, насколько близка их следующая встреча.


Переполненная чаша

Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.