Маршал М. Н. Тухачевский - [117]

Характерно, что гитлеровская пресса не только не опровергала поступавшие с процесса «факты», но и сама «подогревала» процесс. Так, «Правда» в статье «Свидетельские показания из Берлина» сообщала, что «германская фашистская печать поспешила привести свои «свидетельские показания». «Фелькишер беобахтер» и «Ан-гриф» выступили... со статьями на тему об отторжении Украины от Советского Союза. Заявления фашистских газет прямо перекликаются с показаниями троцкистских бандитов на суде» К

Гитлер и его окружение прекрасно понимали, какой ущерб наносит Советскому государству уничтожение опытных партийных и хозяйственных руководителей. Из политических судебных процессов, проводившихся в СССР, можно было видеть, что с утверждением культа личности Сталина репрессии против неугодных ему людей принимали все большие масштабы. Это обстоятельство Берлин решил использовать в своих интересах и прежде всего направить удар но военным кадрам, чтобы ослабить боевую готовность Советских Вооруженных Сил перед нападением на СССР. В глубокой тайне уже с 1936 г. фабриковались подложные документы, которые могли бы дать Сталину повод расправиться с М. Н. Тухачевским и другими наиболее талантливыми советскими военачальниками.

Как бы ни было велико беспокойство Михаила Николаевича в связи с упоминанием на суде его имени, вряд ли он мог подумать тогда, что его судьба уже предрешена, что вслед за процессом «антисоветского троцкистского центра», через четыре с половиной месяца, последует процесс «антисоветской троцкистской военной организации», а он будет на нем главным обвиняемым. Тем более не мог он знать, что в его судьбу уже вмешалась гитлеровская «Служба безопасности». Однако не она решила его участь.

Тухачевский никогда пе обольщался по поводу отношения к нему Сталина. Ни назначение на высокий пост, ни присвоение звания Маршала Советского Союза не обманывали его, не заставили поверить в доброе расположение всесильного человека. Умный, проницательный, он слишком хорошо знал феномен характера Сталина. Знал, что Сталин мог по расчету или капризу вдруг возвысить нужного человека и так же неожиданно ниспровергнуть и уничтожить его. С развитием культа эта черта характера проявлялась все больше.

Особенно тяжелое впечатление произвело на Михаила Николаевича самоубийство в феврале 1937 г. Г. К. Орджоникидзе, одного из самых любимых людей в партии и в народе. До Тухачевского доходили слухи о ссорах Орджоникидзе со Сталиным по поводу нарушения демократии и социалистической законности. Он всегда считал Григория Константиновича совестью партии, эталоном партийного и государственного деятеля ленинского типа. Гибель этого замечательного человека буквально потрясла Тухачевского и еще более обострила тревогу. К тому времени уже но было и В. В. Куйбышева. И вот ушел последний из тех представителей ленинской гвардии, с которыми навсегда свела Михаила Николаевича гражданская война, на искренность и поддержку которых он мог всегда рассчитывать. А именно теперь, как никогда, он нуждался в такой поддержке.

В последнее время отношение Сталина к Тухачевскому явно ухудшилось. Выдвигая Михаила Николаевича на высокие посты, Сталин, безусловно, выражал тем самым признание его таланта и необходимости самого активного его участия в строительство Советских Вооруженных Сил, но всегда относился к прозорливым мыслям и «слишком» бурной деятельности Тухачевского с ревнивой предубежденностью. Никогда не давал повода почувствовать своего расположения. Напротив, при случае подчеркнуто проявлял пренебрежение и неограниченную власть. Для Михаила Николаевича но было неожиданностью, когда его письма и предложения оставались без ответа или отвергались в категорической, резкой форме, без каких-либо серьезных объяснений. Грубость Сталина, конечно, оскорбляла самолюбие маршала, особенно когда по его адресу бросались несправедливые упреки. Но он не был исключением и с этим уже свыкся. В последнее же время со стороны Сталина чувствовалась определенная враждебность. По-особому официален стал и Ворошилов. Все это, конечно, настораживало и волновало. Письмо, написанное Сталину по этому поводу, осталось без ответа.

Теперь мы знаем, что против Тухачевского уже готовилось чудовищное обвинение в измене Родине. Арестованный за год до привлечения Михаила Николаевича к

суду заместитель командующего войсками Ленинградского военного округа комкор В. М. Примаков, обвиненный в принадлежности к активным троцкистам, на протяжении многих месяцев «обрабатывался» следователями НКВД, а после личного допроса самого наркома внутренних дел Н. И. Ежова дал, наконец, требуемые «развернутые показания» об организации в Красной Армии «заговора», возглавляемого Тухачевским. Но не было улик. Поэтому по крохам собирались любые факты, компрометирующие Тухачевского. В старых делах Наркомата по военным и морским делам нашлась информация, поступившая в начале 1924 г. от секретаря партийной организации, в которой состоял Михаил Николаевич, будучи командующим войсками Западного военного округа. Он обвинялся в неправильном отношении к коммунистам, подчиненным и даже в аморальном поведении. На документе стояла резолюция М. В. Фрунзе: «Партия верила тов. Тухачевскому, верит и будет верить». В одном из столь же давних дел НКВД обнаружили показания двух бывших царских офицеров, назвавших Тухачевского вдохновителем их антисоветской организации. На копиях протоколов допросов Сталин написал: «...не исключе