Маршал Конев - [27]

— Советую вам, товарищ Конев, и вам, товарищ Крайнюков, выйти в соседнюю комнату. — Сталин указал даже рукой на дверь. — Ещё раз хорошенько продумайте, на своих картах проиграйте всю будущую операцию. Важно ещё раз проанализировать её плюсы и минусы, точно взвесить их и сделать верные выводы. А мы тут тоже поразмыслим…

Сказав это, Сталин, не дожидаясь ухода представителей фронта, тут же перешёл к обсуждению следующего вопроса. Присутствующие по-прежнему сидели молча.

…Прошло около часа, дверь соседней комнаты открылась, и Поскрёбышев, неизменный и, как многим казалось, единственный секретарь Сталина, снова пригласил Конева и Крайнюкова в зал заседаний.

После новых напряжённых раздумий и оценок Иван Степанович ещё больше утвердился в правильности своего решения и потому спокойно, кратко, чётко повторил всё то, что говорил час назад. Но, заключая свой доклад, он решил немного смягчить возникшее напряжение и добавил:

— Я согласен с вами, товарищ Сталин, в том, что нанесение двух ударов создаёт определённые трудности в подготовке и непосредственном проведении самой операции, потребует больших усилий со стороны командования в организации взаимодействия различных родов оружия.

Сказав это, Конев остановился и пристально взглянул на Верховного Главнокомандующего, стараясь угадать его реакцию. Но на лице Сталина не дрогнул ни один мускул: оно было непроницаемо, наглухо закрыто для оппонента.

— Конечно, при нанесении двух ударов намного усложнится управление войсками. — Конев, конкретизируя вывод, уточнил: — Такая форма оперативного манёвра может быть осуществима лишь при том непременном условии, если у командования фронта будет достаточно сил и средств…

Конев заметил, как Сталин резко повернулся в его сторону и стал с интересом прислушиваться. По телу Конева пробежал озноб. Кровь прилила к вискам. Да, что-то он сказал не то, выразил свою мысль нечётко, коряво, даже в какой-то степени двусмысленно. Получалось так: если Ставка добавит фронту войск, боевой техники и оружия, то… А если нет… Надо срочно поправиться, уточнить сказанное, и Конев, не затягивая паузу, спокойно продолжал:

— Собственно, сил и средств у нас и сейчас достаточно, но мы, разумеется, не будем возражать, если Ставка усилит нас техникой и оружием. Со своей стороны могу ещё раз заверить Ставку, что мы всё внимательно взвесили и продумали. Сложившаяся на нашем фронте обстановка настоятельно требует нанесения ударов именно в двух направлениях. И Военный совет фронта полон решимости претворить этот непростой, но вполне осуществимый план в жизнь. У меня всё. — Конев по старой привычке опустил руки по швам, поднял голову и еле заметно для присутствующих принял стойку «смирно».

Сталин не спеша подошёл к Коневу вплотную, сверлящим взглядом посмотрел на него и с характерным грузинским акцентом бросил:

— Уж очень упрямы вы, товарищ Конев!

Затем, вернувшись на своё место и сев, пряча чуть заметную улыбку в державные усы, продолжил:

— Что ж, может быть, это и неплохо. Когда человек так решительно отстаивает своё мнение, значит, он убеждён в своей правоте.

Конев, несколько успокоенный, сел на отведённое место.

У Крайнюкова отлегло от сердца. «Кажется, пронесло», — подумал он. Но Верховный, немного помолчав и обращаясь уже к членам Ставки, холодно продолжил:

— Как мы здесь слышали, под командованием товарища Конева сосредоточено слишком много войск, занимающих почти пятисоткилометровую оборону. Управлять таким огромным воинским объединением, конечно, трудно. Есть предложение часть войск передать южному соседу и поручить каждому фронту действовать на одном стратегическом направлении, нанося два одновременных удара…

Конев сразу же почувствовал, куда клонит Сталин, и как ужаленный, не спрашивая разрешения, поднялся и высказался решительно:

— Я не жалуюсь, товарищ Сталин, на трудности управления войсками вверенного мне фронта. Но главное — нельзя разрывать единую, проводимую на одном стратегическом направлении операцию, особенно в начальной её стадии, на две самостоятельные группировки войск. Не секрет, что каждый комфронта в первую очередь будет стремиться во что бы то ни стало выполнить свою непосредственную задачу. Это значит, нельзя будет достичь такого тесного взаимодействия, какого добьётся один командующий в интересах операции в целом. Единому руководству легче реагировать и быстрее влиять на ход развития событий как на Рава-Русском, так и на Львовском направлении. Это же ясно каждому, кто на практике, а не только теоретически решал подобные задачи…

Всё это Иван Степанович проговорил быстро, горячо, убедительно, и никто из членов Ставки не посмел оспорить его суждение. Даже Сталин не решился остановить Конева, который, по сути, его перебил. Все заметили, как Сталин смутился и стал медленно набивать трубку. И только после того, как раскурил её, а точнее, взвесил всё, тихо и спокойно, демонстрируя безграничную власть над людьми и событиями, проговорил:

— Сегодня, видимо, мы этот вопрос не решим. Отложим его на завтра и поручим Генштабу ещё раз уточнить обсуждаемый нами план, подготовить его на утверждение Ставки.