Маршал - [15]

Если бы в этот момент со сцены раздался любой призыв – любой, – последовало бы действие, буря вскипала, но со сцены раздался иной мотив:

– Танец гор! Лезгинка! – И это не значит, что Тота сам начал танцевать. Нет, он палочками стал набивать дробь всё в нарастающем и нарастающем ритме, при этом не столько используя барабан, но и табурет, и остов гитары, и даже откуда-то появившееся перевёрнутое ведро – словом, получился некий ударный аппарат, на котором Тота стал выбивать такой яростный, переливчатый, как горная река, ритм джигитовки, что всякий, кто этот необузданный, мятежный ритм знал, им жил и о нём мечтал, не мог не танцевать. И поэтому Святой Георгий вскочил, прямо на своем месте стал гарцевать. В это мгновение старый зэк неимоверно изменился – вновь выправил стать, заулыбался и даже как-то посветлел. Весь зал аплодировал теперь ему. Георгий недолго, но грациозно исполнил свою последнюю джигитовку в тюрьме. Подустав, он победно-повелевающим жестом передал эстафету танца на сцену. Болотаев, который только этого и ждал, вновь крикнул:

– Танец гор Кавказа! Маршал!

…И этот экзамен Тота достойно сдал, ибо весь зал вскочил и под дикий ритм танца отчаянно хлопал, в восторге рычал.

* * *

Болотаева всегда поражало, что многие из тех, кого он по жизни так или иначе встречал, с крайним удивлением, даже со смешком, воспринимали то, что он окончил институт культуры, к тому же по специальности «хореография кавказских танцев». И хорошо, что позже опомнился, Финансовую академию окончил, а то светило бы всю жизнь в ансамбле «Вайнах» плясать за гроши. И это в лучшем случае, ибо после так называемой первой чеченской войны танец лезгинка в России вовсе попал в «разряд диверсионной пропаганды и агитации». И так получилось, что когда Тоте не по своей воле, но пришлось устраиваться на работу в весьма весомое министерство, к тому же в центральный аппарат, то ему посоветовали просто не указывать, что он имеет диплом «хореографа кавказских танцев».

Этот совет Болотаев воспринял как оскорбление, и понятное дело – он предоставил оба своих диплома.

– Институт культуры – Финансовая академия, – рассматривала дипломы начальник отдела кадров. – Вот видите, «культура» в жизни не помогла, в отличие от «финансов».

На что Болотаев сказал:

– Культура – это совокупность всех человеческих достижений, а финансы – лишь совокупность денежных средств.

– Тем не менее последнее и важнее, и нужнее, – полушутя постановила начальница отдела кадров. – Хотите я вам это сейчас же докажу?

– Хочу, – сказал Болотаев.

– Вот смотрите. В вашей трудовой лишь одна запись, что вы были в ансамбле «Вайнах», а после – финансовая карьера.

– Это так, – вслух согласился Тота, однако по жизни, конечно, не достижения, но безусловные навыки, полученные в институте культуры, постоянно помогали ему. И даже в тюрьме, точнее тем более в тюрьме, эти навыки, а вернее данный им по возможностям заключенного концерт, можно было назвать как сценический успех, ибо в тот же день, вопреки традиции, Болотаева перевели в другую камеру, где был некий простор, свет и тепло. Это значит, что искусство всегда и везде – сила! Даже начальник тюрьмы понял, что такой талант, такую культуру гнобить нельзя, ещё пригодится самому. И это вскоре случилось.

В честь пятидесятилетнего юбилея начальнику тюрьмы присвоено очередное звание подполковника и вручена ведомственная медаль. В связи с этим, тем более что приедут гости из столицы края Красноярска, нужно было бы устроить торжество в ресторане «Центральный». Однако это с некоторых пор просто питейное заведение, дешевая забегаловка. Можно было договориться и с Домом культуры, но и здесь, особенно внутри, все обшарпанно, запущено. Впрочем, всё это можно и нужно понять, всё взаимосвязано и взаимозависимо. В этом крае только тюремная система функционирует стабильно, здесь прежний, но порядок. Исходя из этого, хотя по положению и не положено, да согласовав с краевым руководством, начальник тюрьмы решил провести свои юбилейные торжества в «своем» заведении, тем более что в его распоряжении два-три незаурядных исполнителя, где Болотаев как бы главный режиссер – по крайней мере, он дипломированный специалист. У этой труппы на сей раз была почти неделя для определения репертуара и даже репетиций.

Словом, по местным возможностям и масштабам это был замечательный концерт, который просто поразил гостей. А на следующий день случилось совсем неожиданное: Болотаева доставили в комнату для встреч с близкими людьми. Тота был так рад, думал, сердце от счастья разорвется – так стало весело оно биться.

«Кто же это может быть?» – размышлял он. Время всё шло и шло, и никто так и не появился, и его радость почему-то улетучилась, и появилась какая-то тревога, которая в последнее время всё более и более господствовала над ним, и как бы в подтверждение этого он вдруг услышал этот нарастающий, по-господски чеканящий шаг. Ещё не видя начальника, Тота уловил запах перегара.

Оказывается, здесь был умело замаскированный проём – типа бокового окна, но, как положено, тоже с решётками.

Через этот проём начальник внимательно осмотрел заключенного и с ходу выдал: