Маршал - [127]

– О, наша крепость! – увидев чемодан, заорали дети, стали стучать по нему руками и ногами.

– Так это не крепость, – возразил Тота и, чтобы дети больше не били старый чемодан отца Дады, затолкнул его, как когда-то в Москве, под нары, на которых спал.

В этот день у Тоты одна забота – перезахоронить по-человечески на кладбище свою мать.

– Я пойду с вами, – говорит Дада. Она так и не смогла перейти с ним на ты.

– Нет. Детей одних оставлять нельзя, – строг Тота.

– А как вы будете передвигаться – кругом блокпосты. А у вас даже паспорта нет… И денег нет.

– Деньги будут.

– Но у вас и пальто, и куртки нет.

– Снимай ватник. А где это? – Он стал щупать рукава в поисках заточки.

– «Этого», – она засмеялась, – давно нет. В Сунжу ещё тогда выбросила, как вы помните.

– Помню, – усмехнулся Тота. – Нана рассказывала, как ты, и не раз, с этой штукой фокусы устраивала… Так где она?

– Нету… Как дети появились – всего боюсь.

– И я стал бояться за них, – выдал Тота. – В этих условиях держать детей… Надо срочно их вывозить.

– У нас денег нет, – села на нары Дада.

– Нет, – заходил Тота по комнате. – А базар есть? Там что есть?

– Базар есть. Там же. И всё есть, лишь бы деньги были.

– А где у нас документы на квартиру?

Дада полезла на шифоньер. Достала металлическую коробку.

– А зачем вам документы?

– На деньги обменять. – Тота внимательно рассмотрел все бумаги. – Сиди с детьми… Детей одних не оставляй. Я скоро.

Он действительно вернулся скоро. С ним двое довольно упитанных чеченца, на груди у них табличка «Скупаю золото, ценности и т. д.».

– Вот, смотрите, шикарная квартира. В самом центре города… Почти целая. И сегодня жить можно, и мы живём… Для вас, сельчан, – находка. Базар рядом. Завтра война кончится, и она будет стоить десятки тысяч долларов. А сегодня я прошу триста долларов. Всего триста долларов.

– Тота, – прошептала в испуге Дада.

– Молчи, женщина, – скомандовал Тота. – Сделка простая, и вам очень выгодна. Сегодня конец ноября 2000 года. Если я вам до 15 января не возвращаю 500 долларов, то квартира ваша… За триста долларов такая квартира!

– Тота, – вновь заскулила Дада.

– Замолчи! – прикрикнул Тота и, обращаясь к пришедшим, произнёс: – Не согласны – других найду.

– Двести, – подали скупщики голос.

– Ладно. Торговаться не люблю и не умею. Последнее слово – двести пятьдесят.

Они пожали руки. Вместе ушли. Скоро Тота вернулся. На нем уже приличное пальто. Кепка.

– И твой любимый ватник не выбросил, – бросил он пакет на нары.

– А как же, Тота… Я в ватнике родилась. Видимо, и умру.

– Никак нет! – артистизм в его голосе. – Ты жена миллионера! – Он достал большую пачку денег.

– А-а! Деревянные?! – засмеялась Дада, а потом резко стала серьезной. – А если, вдруг?

– Никаких «вдруг»! – крикнул Тота. – Эти деньги нам нужны на два-три дня, чтобы выехать с детьми из этого ада. Понятно? А до этого лишь одно – маму перезахоронить.

– Я с вами, – вновь взмолилась Дада.

– А дети? – развёл руки Тота. – Сейчас они важнее всего. Разве не так?

– Тота, послушай хотя бы мои советы. Как себя здесь вести.

– Как? – прислушался Тота.

Инструктаж был короткий.

– В башне нашего дома – угловой подъезд: на крыше федералы. Снайперы. Стреляют всех, кто комендантский час нарушит. Стреляют и днём, если напьются. Стреляют, если кто для них подозрителен. Так что к вечеру иди домой со стороны Дома моды, дворами и всё время к домам прижимайся.

– Понял, – торопится Тота.

– Погодите. Это важно. В этом же доме…

– Это ведь наш дом, – перебил Тота.

– Именно. Мы как бы по центру. А с другого края, где в подвале было фотоателье, – там боевики. Ночью они здесь хозяйничают.

– И как они уживаются?

– Иногда грызутся, бывает, и до крови, чтобы война да полевые, боевые и наградные не отменили. В общем, у нас не первая война, мы уже знаем, что командир у них один…

– И он в Москве, – продолжил Тота.

– И нам от этого не легче, – подвела итог Дада.

По правде, она даже не ожидала от Тоты такой решительности.

Три окна их квартиры выходили на проспект Революции, и из этих окон, особенно из кухни, очень чётко был виден свеженький небольшой бугорок, возле которого долго стоял Тота.

Было промозгло. Моросил мелкий дождь. Дада видела, как Тота быстро, не обращая внимания на грязь и большие лужи, тронулся в сторону базара по улице Мира.

Вернулся Тота не скоро. С лопатами. С ним был один коренастый пожилой мужчина религиозного вида. Совершив Дуа[19], они осторожно стали копать. В это время случилось то, чего Дада больше всего боялась. Выпуская густые клубы черного дыма, на огромной скорости к углу руинам гостиницы «Нефтяник» примчались два БТРа. Несколько военных соскочили с машин, вразвалку двинулись к эксгуматорам.

Тут Дада не выдержала, крикнув детям, чтоб сидели смирно, она бросилась к выходу. Не прошло, наверное, и пары минут, как она домчалась до места, а конфликт, точнее грубый мат, на всю улицу.

– Я не понял! – кричит один военный. – Что за дела? Я не понял! Где разрешение коменданта? Военного коменданта? Руки, вашу мать! Руки поднять!

– Ой, солдатушки-братишки! Родненькие! – подскочила Дада в своем полувоенном ватнике. – Родные вы мои. Я тоже сибирячка. А тут моя мама покоится. Так получилось. Вот, попросила перезахоронить по-человечески.