Маршал Баграмян. «Мы много пережили в тиши после войны» - [33]

Спросил его напрямую:

— Вопрос о культе и постановке его на XX съезде при подготовке не возникал?

Дмитрий Трофимович задумался, помолчал, потом подчеркнуто значительно молвил:

— Я бы не хотел, чтобы вы поняли неправильно то, что я вам расскажу. Неправильно в том смысле, что я хочу преувеличить или приуменьшить свою роль. Боже упаси! Особенно теперь нет в этом никакой нужды. Расскажу вам первому, как это было. В своих воспоминаниях я пишу об этом подробно. Но до их выхода еще далеко, а вам, раз вы просите прояснить, расскажу. Не знаю, отражено ли в стенограмме, что два дня на заседаниях съезда отсутствовали Хрущев и я. Дело было так. Хрущев не раз говорил среди членов президиума, что надо как-то осудить репрессии Сталина, отделить от них партию. И вот в один из перерывов в работе съезде он подошел ко мне и говорит: «Я думаю, настал самый удобный момент поставить вопрос о Сталине. Здесь собран цвет партии со всех уголков страны, более удобного случая в ближайшее время я не вижу». Я поддержал его идею. Он спросил: «Поможешь мне срочно подготовить доклад?» «Разумеется, не сомневайтесь». «Пошли, сделаем это без промедления». И мы в его кабинете работали два дня неотлучно. Только спать уходили. 25 февраля, когда все было написано и отпечатано, мы вернулись на съезд. Хрущев предупредил накануне, что заседание будет закрытое, без представителей прессы и приглашенных.

— Он даже не согласовал это с членами президиума? — удивился я.

— Нет, решения президиума не было. Просто в комнате отдыха президиума съезда Хрущев сказал: «Мне не раз говорили об этом, и вот время пришло доложить коммунистам правду».

Доклад Хрущева произвел ошеломляющее впечатление. Постановление по докладу Хрущева Н. С. «О культе личности и его последствиях» было принято единогласно и состояло всего из девяти строчек. Имя Сталина, как видите, ни в названии доклада, ни в постановлении не упоминается. И приложено оно к 1099 страницам стенографического отчета той самой 1100-й страницей, о которой я говорил в начале этого комментария о XX съезде.

Маршал Баграмян на съезде не выступал. В то время можно было за несогласие угодить в оппозиционеры. Что, кстати, произошло с политическими деятелями очень крупного калибра — Молотовым, Маленковым, Кагановичем и «примкнувшим» к ним Шипиловым…

Маршал Баграмян проработал инспектором два года. В июне 1956 года его пригласил к себе министр обороны Жуков. Он коротко сказал:

— Трудно мне, Иван Христофорович, много теоретических, стратегических, практических проблем в связи с ядерным оружием. Международные вопросы отбирают уйму времени. Предлагаю вам должность моего заместителя.

Предложение было лестное во всех отношениях, и Баграмян согласился, поблагодарив Жукова за доверие.

Сначала работали дружно. Жуков относился к Баграмяну с большим уважением. Но со временем начали сказываться различия в характерах. Об этом достоверно рассказывает порученец Баграмяна генерал Корнеев Андрей Иванович, человек, близкий, преданный и знающий все нюансы в отношениях Баграмяна с Жуковым. Пока они работали вдали друг от друга, Жуков очень высоко ценил Ивана Христофоровича. Но когда он стал его заместителем, начались разногласия, не в проблемах стратегии, не в подготовке войск, а именно на почве разных темпераментов, особенно в отношении к людям. Жуков был жесткий. Часто рубил с плеча: за ошибку или провинность — снять! Уволить! Баграмян всегда относился к подчиненным справедливо, если и наказывал, то с воспитательной целью.

^{Министр обороны СССР и его заместитель}

И вот начались, как говорится, нестыковки: Жуков где-нибудь сгоряча «рубанет» — разжаловать! Уволить! А принесут ему подготовленный письменный приказ, в нем кара снижена: наказан, но не уволен. Баграмян поступал так, надеясь, что Жуков успокоится, отойдет и согласится с проектом.

Жуков спрашивает:

— Кто готовил проект приказа?

— Ваш заместитель.

Министр стерпел раз, другой, но однажды вспылил.

…Не любил он командующего Северо-Кавказским военным округом. После очередной стычки с ним сказал Баграмяну:

— Надо уволить N!..

Баграмян стал мягко убеждать:

— Молодой еще, не очень опытный. Исправится.

Жуков согласился наполовину: снял командующего, но не уволил. Но на Баграмяна за его строптивость стал обижаться. Чашу его терпения переполнил случай с генерал-полковником, который провинился с дачным строительством. Министр не приказал, а в разговоре бросил фразу: «За это надо увольнять немедленно». Через несколько дней приносят ему на подпись приказ — в нем виновнику «выговор с понижением в должности».

— Я же приказал уволить немедленно!

— Но приказ уже подписан.

— Кто подписал?

— Ваш заместитель…

— Опять либеральничает!

После этого случая Жуков решил окончательно расстаться с Баграмяном, но и обижать его не хотел. Придумал такой ход — назначить Баграмяна начальником Военной академии Генерального штаба им. К. Е. Ворошилова. Он умный, хороший теоретик, в условиях обновления форм ведения войны принесет большую пользу в военной науке. Но должность эта занята. Жуков назначил комиссию во главе с Коневым, велел найти недостатки. Конечно, в академии найти что-то трудно, особых недостатков нет. Но приказ был — нашли, что академия слабо перестроилась к современной войне, что ядерное оружие изучено недостаточно. Ну в общем, надо улучшить. И на исправление недочетов «назначить моего заместителя Маршала Советского Союза Баграмяна».