Марш жизни. Как спасали долгиновских евреев - [55]

Мы проходили в ночь от 20 до 40 километров. Например, я помню один момент. Мы были уже почти в партизанском районе. Киселев с партизанами и несколько наших человек зашли в один дом. Киселев спрашивает: “Есть хлеб или что-нибудь из еды? Здесь дети, люди падают от голода”. Хозяин отвечает: “Я вам дам для начальства, для партизан, но своей последней едой не буду кормить жидов”. Киселев говорит: “Вы будете кормить жидов”. Зашел в кладовую, где держат продукты, а там висела половина кабана, забрал все и хлеб, а хозяину сказал: “Когда война закончится, мы вернемся и отдадим, заплатим вам”. Мы быстро ушли, и он сказал: “Кто может, быстрей идите”, потому что боялся, что они пойдут следом и убьют всех[167].

Из воспоминаний Виктора Дименштейна

Киселев был благородный, честный человек, так как, конечно, он мог бросить нас и в этих страшных условиях, где никто его не контролировал и не проверял. А он поступал честно.

Например, однажды остановились в какой-то деревне, а был приказ, чтобы никто не требовал еду. С нами в хате остановился военный Новиков, помню его фамилию, с оружием, и со своим другом потребовали у хозяйки еду. Она отказала. Тогда он положил на стол гранату, и она их накормила.

Моя мама стала с ними ругаться, что они не дают ничего поесть детям. Возникла ругань, даже драка какая-то. Киселев стал разбираться и этих двоих отдал под арест[168].

Из воспоминаний Ильи Родошковича

Киселев очень много сделал для нашего спасения. Ведь он мог нас просто бросить и уйти в партизаны. Даже если и был у него приказ, но он все делал для нас по душе, а не по приказу. Нельзя делать по приказу то, что он делал.

Например, с нами шел Яков Рубин. Он был наш долгиновский, и у него не было одной ноги, ходил на деревяшке. Киселев во время нашего похода отдал ему свою лошадь, на которой ехал как командир. А сам шел пешком, как все мы, а Рубин ехал. Он потом после войны жил в Киеве.

Еще была история со мной. У меня начала гноиться рука – началась гангрена, и все стали говорить, что надо отрезать руку до локтя, а то я умру. Один из партизан, Яшка, сказал, что надо найти сахар, его сжечь, и этот отвар влить в рану, тогда рана заживет. А где взять в то время стакан сахара? Даже у крестьян его не было.

Киселев специально послал людей, чтобы искали сахар. В одном месте нашли, и за этот стакан сахара нужно было отдать корову. У одного крестьянина стали забирать корову, он начал плакать и сказал, что это не колхозная, а его личная корова, за которую он отдал много денег. Тогда партизаны стали узнавать, кто забрал колхозных коров. Узнали и у одного забрали эту бывшую колхозную корову. Отдали эту корову, взяли сахар. Два раза сжигали сахар и заливали мне кипящий отвар в рану. Я терял сознание от боли, но потом рана затянулась.

Если бы Киселеву было все равно, он бы не переживал так за нас и не помогал, так как в то время все люди были очень жестокие, даже и мы сами.

Вот еще что я знал. У нас в Долгинове была семья Кремер, и они шли вместе с нами. Отец Иосиф, мать, сын Исраэль и маленькая девочка 3–4 лет. Девочку отец нес в мешке за плечами. Она все время плакала. А ведь шли по ночам, и с ними рядом никто не хотел идти, боялись, что девочка всех выдаст своим плачем. Однажды Иосиф сказал жене, что надо избавиться от ребенка, так как все злятся на них. Одного ребенка, маленького, 7-месячного, отец вынужден был задушить подушкой еще в Долгинове в яме, когда прятались от немцев, и с этой тоже так хотел поступить. Девочка услышала этот разговор родителей и стала проситься: “Татэ, варфныт мир! Их зайн а гутэ!” (“Папа, не бросай меня! Я буду хорошей!”) Это было, когда шли возле д. Погост, недалеко от реки Вилии. Остановились и родители хотели ее утопить. Все стояли вокруг и плакали, а девочка просила жить.

В это время подошел Киселев, все понял, забрал эту девочку на руки и так с ней ходил. У него она не плакала[169].

Как переходили линию фронта

Во второй половине сентября по территории Витебской области отряд уже шел по партизанским зонам и 24 сентября вышел через Суражские ворота в Псковскую область РСФСР. Здесь партизанская зона продолжалась, и отряд шел уже днем.

Вскоре они вошли в деревню Пудоть, которая являлась центром партизанской зоны, где находились райкомы партии и комсомола, некоторые отделы БШПД. Были здесь и мастерские по ремонту оружия, пошива одежды и обуви. Имелись магазин и столовая, партизанский госпиталь на 50 коек.

Отряд Киселева встретили представители особого отдела БШПД и должны были начать проверку людей. Но так как все были очень уставшими, особисты решили перенести работу на утро следующего дня.

Прежде чем отправить людей на отдых, Киселев решил разделить отряд на несколько групп и направить по разным деревням, находившимся неподалеку от Пудоти. Такое решение он принял для того, чтобы не сосредоточивать большое количество людей в одном месте. В Пудоти он оставил евреев более молодого возраста, в д. Дрозды, находящейся в нескольких километрах, отправил людей постарше, а семьи с детьми пошли в более отдаленную деревню. Многие были не совсем довольны таким решением, так как некоторым семьям пришлось разделиться. Но все подчинились приказу командира и, как оказалось в дальнейшем, многим это спасло жизнь.