Марш Смерти Русского охранного корпуса - [56]

. Ее действительный правовой статус в рядах РОК остается открытым. Очень вероятно, что она не имела его вовсе.

В украинской эмигрантской литературе можно найти записанные со слов сослуживцев имена, по крайней мере 11 украинцев-галичан (стрелки и один ефрейтор), служивших в РОК и погибших в последние два года войны. Речь идет об уроженцах современных Львовской (в том числе львовянин Илько Клилюс), Тернопольской, Хмельницкой областей Украины и Подкарпатского воеводства Польши. Большая часть из них однозначно не могла относиться к группе бывших польских военнопленных, о которых вспоминал Соколов – лишь один из них, стрелок Володимир Придивус, родился 1 июня 1916 г., а девять других были молодыми людьми 1921–1927 гг. рождения. Исключение составляет уроженец польского Ярослава стрелок Петро Цихоцкий (погиб 27 февраля 1945 г. в Боснии), дата рождения которого не известна. По нашему мнению, речь, возможно, идет об упоминавшемся выше молодом офицере Чеховском[495].

Как проходила их вербовка и кто ее осуществлял, выяснить на данный момент не удалось. Совершенно очевидно, что данная акция, если она была, в любом случае была обречена на провал хотя бы потому, что

28 апреля 1943 г. на территории Генерал-Губернаторства начался набор добровольцев в состав украинской дивизии войск СС «Галиция». Он вызвал высокий энтузиазм среди украинцев – к началу июня было подано почти 82000 заявлений (включая отклоненные) [496].

Ряды РОК пополняли также некоторые эмигранты, ранее служившие в частях Вермахта на Восточном фронте. Среди них известен, например, бывший подпоручник югославской зенитной артиллерии Леонид Казанцев, из плена вступивший в ряды 800-го полка специального назначения «Бранденбург», вместе с которым дошел до Северного Кавказа, откуда был командирован в качестве переводчика во Львов, а 29 сентября 1943 г. перевелся в РОК. Первые несколько месяцев он прослужил связным мотоциклистом при штабе корпуса[497]. Сюда же можно добавить и другого «бранденбуржца» – Николая Краснова (так же бывшего югославского подпоручника), добившегося перевода, чтобы служить ближе к своей проживавшей в Белграде девушке – Лидии Вербицкой [498].

По некоторым данным, уже в январе 1943 г. в рядах формирования проходил службу русский парижанин, ветеран Восточного фронта, Иван Васильев. Вероятно, речь идет о «Йоханне» Васильеве – цугфюрере 7-й роты антипартизанской группы обер-лейтенанта Георга Титьена, подчинявшейся 582-й тыловой комендатуре. В распоряжение последней он прибыл 4 июня 1942 г[499].

Еще один ветеран Восточного фронта – Ян Яренко – являлся членом «внутренней линии» (контрразведки) РОВС в Болгарии. Свою деятельность в межвоенный период он вел под прикрытием джаз-оркестра Новожилова. С 1938 г. возглавлял разведотдел болгарского отделения организации и участвовал в подготовке и заброске агентов в СССР. Кроме того, Яренко и его людьми было организовано наблюдение и психологическое давление на сотрудников советского посольства в Софии. В годы войны служил в Абвере, являлся резидентом АНСТ «Юг Украины» в Таганроге и Кривом Роге[500].

Можно сделать вывод, что в 1943 г. интенсивность и масштабность боевых действий, в которых участвовал РОК, заметно возросла. В то же время активность коммунистических партизан и подполья на территории Сербии оставалась невысокой. Этим объясняется, что столкновения русских солдат Вермахта с четниками в данный период были несравнимо более часты и масштабны, чем с отрядами НОАЮ.

Немецкое командование от чисто математического увеличения численности формирования перешло к его усилению в моральном отношении, повышая уровень подготовки личного состава, приводя структуру и снаряжение частей в соответствие с требованиями времени, а также «омолаживая» контингент новобранцев.

Глава 7 НОАЮ переходит в наступление, январь – сентябрь 1944 г

Несмотря на рост численности и общее усиление формирования, следует отметить и появление негативных тенденций в его развитии. Так, арестованный советскими войсками после занятия Одессы Кирилл Батюшков на допросах показал, что среди офицерского состава РОК присутствовало некоторое недовольство немцами, вызванное неудачами на Восточном фронте и неотправкой формирования против СССР, а в настроении ряда офицеров чувствовалась «идейная опустошенность»[501].

Документами подтверждается значительное число суицидов среди военнослужащих. Кроме двух случаев в марте и апреле 1943 г. (стрелки 3-го полка), они свидетельствуют о, по крайней мере, семи подобных эпизодах с 15 августа 1943 по 23 апреля 1944 гг. (два – в 1-м полку, один – в штабе 3-го, три – в батальоне «Белград» и один – в 12-й учебной роте). В трех случаях речь идет о молодых солдатах из Одессы, Кишинева и Черновцов, а в четырех – об эмигрантах (самый старший по званию – обер-ефрейтор). Согласно послевоенным источникам, в августе 1943 г. в Зайчаре застрелился еще один военнослужащий 2-го полка, а в марте и мае 1944 г. покончили собой двое из 1-го[502].

Что стало причинами данных эпизодов, выяснить точно не представляется возможным. Речь, вероятно, идет о бытовых факторах – недовольстве условиями службы, неуставных взаимоотношениях, конфликте с начальством, тоске по дому, расставании с девушкой и так далее. Иногда психика людей не выдерживала и жестокую реальность антипартизанской войны. Бабович описывал эпизод, произошедший 7 июня 1943 г., когда в районе Думачи русскими был осуществлен массовый расстрел 39 заложников (в том числе трех женщин), которые предварительно были раздеты до белья. Окрестные жители слышали сначала пулеметные очереди и крики расстреливаемых, а затем – несколько одиночных выстрелов. У одного из участвовавших солдат случился нервный срыв, приведший к попытке зарезать себя. Дойдя до деревни Еленча, он зашел в амбар, а затем вышел оттуда в крови и упал на дороге. Опасаясь репрессий, селяне начали оказывать ему помощь, но избежать разбирательства не удалось. Ситуацию усложняло то, что русский то ли симулировал помешательство, то ли действительно сошел с ума. Все это время комендант Шабаца угрожал сровнять деревню с землей, если окажется, что солдат стал жертвой нападения