Марсельцы - [21]
— Видел ли я ее?.. Да ведь это она дала мне ружье, саблю и походный мешок.
И я снова рассказал все приключения минувшего дня: о Сюрто, о подвале, о том, как меня спасла Аделина…
— Пора выступать в поход, близится рассвет, — сказал майор Муассон. — Барабанщики, бейте сбор!
Воклер отвел меня в сторону и продолжал расспрашивать:
— Что же сказала тебе Лазули?
— Она сказала, что на следующей неделе отправится в Париж вместе с Кларе. Лазули поедет в почтовой карете и думает, что нагонит нас по дороге.
— Пусть приезжает! Нам будет веселей! Да и я не буду тревожиться за нее. У меня как гора с плеч! Ты не очень устал, Паскале? Ты не спал, конечно, ни одной минуты! Знаешь, ведь мы должны пройти без остановки шесть лье до Оранона. Выдержишь ли ты такой переход?
— Выдержу ли я? Не устал ли я? Ты шутишь, Воклер! Мы остановимся в Ораноне? Чего ради? Почему так скоро?
В простоте душевной я думал, что мы перемахнем через горы и без единой остановки дойдем до Парижа.
Воклер только рассмеялся.
Батальон уже построился на дороге.
Трам-там-там! — бьют барабаны.
затянули первые ряды, и батальон тронулся в путь. Стараясь делать большие шаги, чтобы не отстать от взрослых, я пел до хрипоты в горле. Я не шел, а словно летел на крыльях. С упоением я прислушивался к собственному голосу. Мне казалось, что он слышен в Авиньоне, в Марселе, в горах моей родной деревушки; мне казалось, что земля содрогается от шума наших шагов, от боя наших барабанов, от грохота телег, от грозных слов:
Я шел в первой шеренге, позади барабанщиков, рядом с высоким федератом, тем самым, который нес плакат с «Декларацией прав человека» по улицам Авиньона. Его звали Сама́. Это был добрый малый и весельчак. На каждом шагу он говорил мне: «Все отлично, мальчуган! Ты храбрый парень!»
Мне это было очень приятно, и в свою очередь, чтобы доставить удовольствие Сама́, я кричал: «Да здравствует нация!» Затем мы снова подхватывали припев «Марсельезы».
Заря еще только занималась, когда мы вступили в маленькую деревушку Сорг. Мужчины и женщины в одних рубашках, с растрепанными волосами вскакивали с постелей и высовывались из окон, чтобы посмотреть на марсельцев.
Молодежь встречала нас аплодисментами и посылала нам воздушные поцелуи. Взрослые кричали: «Да здравствуют марсельцы! Смерть тирану!» Но старики и старухи хмурились и осеняли себя крестным знамением. Завидев батальон, они спешили наглухо закрыть двери и окна и плевали нам вслед.
Но вот деревушка осталась позади; мы снова были в чистом поле. Солнце уже поднялось над горами Венту; на гумнах крестьяне молотили снопы тяжелыми цепами. Зерно просеивали сквозь большие сита, подвешенные на трех кольях. Оно падало на подстеленные полотнища золотистыми струйками. Легкий ветерок относил в сторону мякину, и она мягко ложилась на зеленеющую вокруг гумна траву.
От этой нагретой солнцем соломы, от сыплющихся под ударами цепов зерен, от золотой пыли над гумном, от больших сит, медленно качающихся на кольях, распространялся одуряющий аромат. Прозрачный утренний воздух пахнул печеным хлебом с аппетитно поджаренной коркой, и от этого запаха слюнки текли у марсельских землепашцев, шагавших по пыльной дороге походным строем.
Повсюду на жнивье работали крестьяне. Они переносили снопы со скирд на возы. Издали груженные до отказа возы казались крытыми соломой домами. Тяжелые снопы свисали со всех сторон, скрывая от глаз и колеса и боковые решетки. Солнце стояло высоко на небе и палило немилосердно.
Кузнечики выползали на свет из своих норок и, согревшись в теплом воздухе, заводили свои бесконечные песенки.
В десять часов утра, в самый разгар жары, мы все еще шагали по дороге в Оранон, оставляя за собой тучу густой пыли.
Барабанщики били в барабаны. Пятьсот голосов стройным хором пели одну песнь, у пятисот человек была одна воля, одно желание — поскорее добраться до Парижа и покарать предавшего нацию изменника — короля.
От нестерпимого зноя у всех пересохло горло, но никому и в голову не приходило жаловаться.
В полдень мы пришли в Оранон. Все население городка, с мэром во главе, вышло нам навстречу. Я был горд собою: дорожная пыль толстым слоем покрывала мою спину, плечи, грудь, ноги, лежала на бровях и ресницах. Лихо сдвинув на ухо свою красную шапку, я свирепо вытаращил глаза и запел «Марсельезу» так громко и воинственно, как только мог. Я шел в первом ряду, и мне казалось, что все смотрят только на меня, слушают только мое пение! Мой сосед Сама́ высоко поднял свой плакат и время от времени заставлял целовать его тех, кто не кричал достаточно громко «Да здравствует нация!»
Мэр произнес приветственную речь по-французски. Конечно, никто из нас не понял ни одного слова. Он говорил, говорил и, вероятно, никогда бы не кончил, если бы рябой марселец, по имени Марган, не крикнул ему:
— Гражданин мэр, ты так хорошо говорил, что у меня все внутри пересохло! Да здравствует нация и стаканчик вина!
Все расхохотались и принялись аплодировать.
Мэр тоже рассмеялся:
— Друзья мои, я вижу, что нужно подлить масла в лампы. На площади Триумфальной арки для вас приготовлено доброе винцо и свежий хлеб. Да здравствует нация!
Беседа императора Константина и патриарха об истоках христианства, где Иисус – продолжатель учения пророка Махавиры. Что означает очистительная жертва Иисуса и его вознесение? Принципы миссионерства от Марии Назаретянки и от Марии Магдалены. Эксперимент князя Буса Белояра и отца Григориса по выводу христианства из сектантства на основе скифской культуры. Реформа Константина Великого.
Принятое Гитлером решение о проведении операций германскими вооруженными силами не являлось необратимым, однако механизм подготовки вермахта к боевым действиям «запускался» сразу же, как только «фюрер и верховный главнокомандующий вооруженными силами решил». Складывалась парадоксальная ситуация, когда командование вермахта приступало к развертыванию войск в соответствии с принятыми директивами, однако само проведение этих операций, равно как и сроки их проведения (которые не всегда завершались их осуществлением), определялись единолично Гитлером. Неадекватное восприятие командованием вермахта даты начала операции «Барбаросса» – в то время, когда такая дата не была еще обозначена Гитлером – перенос сроков начала операции, вернее готовности к ее проведению, все это приводило к разнобою в докладываемых разведкой датах.
После Октябрьской революции 1917 года верховным законодательным органом РСФСР стал ВЦИК – Всероссийский центральный исполнительный комитет, который давал общее направление деятельности правительства и всех органов власти. С образованием СССР в 1922 году был создан Центральный исполнительный комитет – сначала однопалатный, а с 1924 года – двухпалатный высший орган госвласти в период между Всесоюзными съездами Советов. Он имел широкие полномочия в экономической области, в утверждение госбюджета, ратификации международных договоров и т. д.
Далеко на востоке Англии затерялся край озер и камышей Рамборо. Некогда здесь был город, но теперь не осталось ничего, кроме руин аббатства и истлевших костей тех, кто когда-то его строил. Джоанна Хейст, незаконнорожденная с обостренным чувством собственного достоинства, живет здесь, сколько себя помнит. Гуляет в тени шотландских елей, штурмует развалины башни, разоряет птичьи гнезда. И все бы ничего, если бы не злая тетка, подмявшая девушку под свое воронье крыло. Не дает покоя Джоанне и тайна ее происхождения, а еще – назойливые ухаживания мистера Рока, мрачного соседа с Фермы Мавра.
Когда немецкие войска летом 1941 года захватили Екатерининский дворец, бывшую резиденцию русских царей, разгорелась ожесточённая борьба за Янтарную комнату. Сначала ее удалось заполучить и установить в своей резиденции в Кёнигсберге жестокому гауляйтеру Коху. Однако из-за воздушных налётов союзников на Кёнигсберг ее пришлось разобрать и спрятать в секретной штольне, где Гитлер хранил похищенные во время войны произведения искусства. После войны комната исчезла при загадочных обстоятельствах. Никакая другая кража произведений искусства не окутана такой таинственностью, как исчезновение Янтарной комнаты, этого зала из «солнечного камня», овеянного легендами.
Эта книга — повесть о необыкновенных приключениях индейца Диего, жителя острова Гуанахани — первой американской земли, открытой Христофором Колумбом. Диего был насильственно увезен с родного острова, затем стал переводчиком Колумба и, побывав в Испании, как бы совершил открытие Старого Света. В книге ярко описаны удивительные странствования индейского Одиссея и трагическая судьба аборигенов американских островов того времени.