Марс. Книга 2 - [11]

Сейчас он остановлен, но его снова закрутит после снятия с оси корабля, но тут в дело вступит срощенная с главным корпусом дистанционная нейросеть, запуская четыре закреплённых на тороиде сближающе-корректирующих двигателя. После чего сам он, состоящий из спаянных друг с другом магнито-плазменной сцепкой контейнеров разделится послойно на части. Меньшую, где находилась аппаратура для космических исследований, состыкуют с грузовым терминалом «Марс-3» для последующей разгрузки. А бомльшую, используя управляемые орбитальные модули, посадят на планету в районе одного из двух космопортов. Оба они оборудованы магнитными катапультами — разработанными на Марсе и специально для Марса эруптивными установками для вывода на низкие орбиты неживых грузов. Здесь, в отличие от Земли, это оказалось вполне возможно, благодаря меньшей силе тяжести, первая космическая скорость для выхода в космос здесь всё же меньше 8 километров в секунду. И хотя сам Марс и движется по орбите довольно прытко — 24 км в секунду, всё-таки это не Земля с её 30 км/с.

На орбите останутся только упрятанные под внешней обшивкой жилые палубы, рубка управления и двигательный отсек.

Другое дело, что ждать полной загрузки контейнеров для обратного рейса можно будет до морковкина заговенья. Марс пока не производил ничего, что требовалось Земле, если не считать научных изысканий. Потому-то пустые контейнеры снова соберут в тор, «наденут» на корпус, и «Дайна М» отправится домой за новой партией переселенцев и припасов. И дорого, и рискованно, но куда денешься: на родной планете и так уже кое-кто начинал поговаривать о нехватке жизненного пространства для особо избранного народа некоего сильно демократичного государства. Вернее — демократизаторского: стоило какой-либо стране начать проводить политику, отличную от политики этого самого государства, как правители последнего, бряцая оружием, поднимали истеричный ор о нарушениях демократии. И всё бы ничего, если б они не начинали устанавливать эту самую демократию там, где их никто не просил. Подкупом, угрозами, взрывами бомб. Авиабомб, точнее.

Просто поразительно, как можно рыдать всей страной над липовыми злоключениями какого-нибудь пингвина или бурундука, одновременно обрушивая шквал огня на людей, которые им ничего плохого не делали. Поразительная штука совесть человеческая!

Под такие невесёлые мысли я пошёл по палубе.

В отличие от почти пустого пространства рубки управления, где стояли семь кресел, оборудованных виртуал-шлемами нейросвязи с компьютерной сетью, здесь торчали группами ферропластиковые кожухи, укрывающие внутренние части двигателей и входы антенн. Помещение сильно смахивало на зал с турбинами какой-нибудь энергостанции, и от этого чудилось, будто царящую тишину прорезает сильный гул. Как в трансформаторной будке. Я бывал здесь несколько раз за время полёта, помогая иной раз, когда это требовалось. Редко, правда, Инженерная служба отлично справлялась со своими обязанностями, в отличие от Службы стюардов. Вот уж кому постоянно требовалась поддержка при обслуживании мучающихся от безделья пассажиров. Я имею в виду не учёных, быстро разбившихся на группы по интересам и оккупировавших лабораторные помещения корабля. Не очень большие, к сожалению: «Дайна М» грузо-пассажирский пакетбот, а не исследовательская станция. Круизные космолайнеры вообще пока не строят, слишком накладно. Вот и получается, что все развлечения во время перелёта для бомльшей части пассажиров, в основном агрорабочих и штолен-проходчиков, это прогулки по спецгалерее, причём строго по расписанию, да небольшой спортзал. И хоть народ этот вполне достойный и как люди, и как специалисты, они не тренированные космонавты, потому-то во время восьмимесячного перелёта возникают трения, ругань, драки. Ещё на борту имелись криокапсулы, целая дюжина. В перспективе они должны сохранить чью-то жизнь, случись какое несчастье, но просто простаивали. В конце концов, после усмирения очередной дебоша приняли решение погружать в криосон особо буйных на неделю-другую с последующей ротацией.

К первой большой волне эмиграции готовят разовые контейнеровозы с анабиозными криокапсулами. Подразумевается, что после посадки корпуса будут разбираться на сырьё и запчасти. Вот там будет не в пример легче… наверное.

Я честно и трудолюбиво осматривал все встреченные кожухи. Друг от друга они отличались только размерами, и даже буде какой сломан, определить снаружи было невозможно. И на кой космос меня сюда послали, было непонятно.

Осмотр я закончил у небольшой прямоугольной дверцы — люка в наружную обшивку. При работающем М-реакторе и двигателях, соваться туда категорически запрещалось, о чём свидетельствовали угрожающе красные надписи. Даже сейчас, хоть корабль летел по инерции, лишь изредка корректирую курс краткими выхлопами, входить в кессон наружного осмотра основного двигателя без скафандра не следовало.

Чертыхаясь про себя, откатил стеновую секцию и достал один из десятка скафандров. Кое-как натянул на себя, мрачно размышляя, что случись что с двигателем, он поможет, как мёртвому припарка. Мне показалось, что скафандр вообще неисправен: в наушниках негромко вибрировал низкий гудящий звук. Не тот, который я скорее чувствовал, а не слышал в отсеке. Будто колеблющаяся, бесконечно растягивающаяся резина. Довольно болезненно отдавался в голове.