Маросейка,12: Операция «Зеленый лед» - [68]
– Ничего, я думаю, они пойдут за нами.
Они подошли к почте. Почта здесь, – это Русанов помнил еще с прошлого приезда, – размещалась в большом пятистенном рубленом доме, на одной половине которого сейчас рядом горел свет. Петрович постучал в окно:
– Открой, Люба, это я, Иван…
Выглянула женщина с платком на голове – по всему видать, эта половина пятистенка была жилая.
– Ну что там? А, Петрович.
– Вечер добрый, Люба!
– Какой там вечер, ночь уже. Ты чего пришел-то? Я тут спать уж ложилась.
– Да вот, Люба, позвонить надо. Срочно.
– Случилось, что ль, чего? – встревожилась Люба.
– Да гость, вишь, у меня, из Москвы. Они, московские-то, сама знаешь, колготные, им в самые не подходящие моменты всякие идеи в голову приходят.
– А-а-а, – протянула та, – это который из ФСБ.
– Да чего вы все ФСБ да ФСБ!
– Так больше ж других чужих сегодня не было. А что он из ФСБ, так все уже говорят. А я и сама его помню. Такие не забываются.
– Да ушел он из ФСБ к едрене фене, давно уж. Приехал вот в гости по старой памяти, а тут позвонить срочно приспичило. Улетел и что-то жене забыл сказать. Говорит – важное очень. Говорит, завтра поздно будет звонить – уедет она. Открой почту, а, Люб? Пусть уж позвонит. А то будет потом в Москве трепать, какие мы тут дикие и серые…
– Аи хрен с ним, пусть треплет. Да ладно, ладно, открою. Но ты, старый, мне будешь должен, понял?
Они перешли на крыльцо почтовой половины и вскоре услышали, как женщина изнутри открывает запоры. Наконец звякнула щеколда, на крыльце загорелась лампочка, и дверь распахнулась. Люба в цветном халате, накинутом поверх длинной ночной рубахи, встретила их на пороге.
– Ну, здравствуйте еще раз, – сказала она, адресуясь главным образом к Русанову, и пошла вперед, зажегся свет.
– Вон там телефон, – кивком показала она Русанову. Потом повернулась к деду: – Пошли вон, сядем. Тут у меня парочка стульчиков есть. Не будем человеку мешать.
– Ну говори, старый, копают, что ль, чего? – проговорила она тихим голосом, когда Русанов скрылся за перегородкой переговорной.
– Ты это про что, Люба? Чего копают-то? Яму, что ль, какую? – с ухмылкой спросил тот.
– Да брось ты дурачком прикидываться.
– Да когда это я, прости господи, прикидывался?
– Ну скажи, ради бога, копают под директора или нет?
– Много будешь знать, скоро состаришься. Как я.
– Состариться я не боюсь. А боюсь я, что состарюсь, а жизнь у нас тут так и не переменится.
– Да зачем ее менять-то? Что хотели, то имеем. Кто на митингах громче всех кричал: скинем, мол, директора, новая жизнь начнется!
– Так ведь сколь уже времени, дед, расхлебываем. Сколь еще-то можно?
– А ты вон у Бога спроси, сколько он еще вас наказывать будет.
– Ишь ты, «вас». А ты, стало быть, ни при чем… Парень-то твой из ФСБ будет?
– Да какой там ФСБ! В отпуске он. Проездом, к тетке собрался.
А Русанов в это время уже говорил с Португальцем.
– Привет, Серега!
– А, Финик, привет, коль не шутишь. Ну что там у тебя случилось?
– Еще не случилось. Но может. Сам понимаешь, раз звоню – значит, дело серьезное. Слушай внимательно.
– А когда у тебя были дела несерьезные?
– Ты можешь завтра за мной сюда заехать?
– В Балышево? Ну смогу после работы.
– Нет, с утра. Можешь? Чем раньше, тем лучше.
– Ничего себе! Часа три туда, часа три – обратно, а к девяти мне на работу… Это ж во сколько ж я выехать должен?
– Часа в три.
– Математик несчастный! Да ведь сейчас уже почти одиннадцать! Это все, что ты хочешь?
– Нет. Еще мне нужно три билета на самолет. На завтра. И тоже – чем раньше вылет, тем лучше. Можешь устроить бронь?
– Три? Ты что, директора рудника с бухгалтером решил для дачи показаний с собой захватить?
– Ты мне не сказал, Серега. Ты можешь это сделать?
– Когда я их буду делать-то, Финик! Вернемся – посмотрим, понял? Так что где-то к половине шестого жди меня. Авантюрист! Давай рассказывай, куда подъезжать-то.
– Вон он, выходит, – сказал напарнику похожий на первобытного человека директорский пристебай Мишка, тот самый, что когда-то подставил Галю с камнями. – Я ж тебе говорил, что надо было ему сразу вломить, как только он от Петровича вышел.
– Тебе чего хозяин сказал? Следить и не связываться.
– Да он же, гад, теперь всем отзвонит. Завтра знаешь сколько ментов понаедет.
– Ну ты и псих! Чего он знает, если он весь день просидел у деда? Да ему небось и дела нет до нашего рудника, тем более что из КГБ его выперли. В отпуск едет.
– А че он тогда к Гальке поперся?
– Может, нравится она ему. Трахнуть хочет.
– Еще чего?! – взвился первобытный Миша.
– А ты что думаешь, только ты ее трахнуть хочешь?
– Ну и че мы тогда за ним ходим, если он всего лишь черную бабу натянуть хочет?
– Сказал хозяин – вот и ходим.
– Эй ты, мужик, что-то харя мне твоя не нравится! – закричал Миша приближающемуся Русанову и резко рванулся вперед.
Федя не успел его задержать.
ПОНЕДЕЛЬНИК, 5 ИЮНЯ
1
Португалец появился около дома Петровича даже раньше, чем договаривались. Было пять утра, когда он, потягиваясь, выбрался из машины. Огляделся вокруг, вдохнул полной грудью бодрящий утренний воздух.
– Красота! – сказал он и постучал в калитку.
Тут же, словно и не ложился, выскочил одетый Русанов, украшенный небольшим фингалом под глазом.
В Ричмонде, штат Виргиния, жестоко убит Эфраим Бонд — директор музея Эдгара По. Все улики указывают: это преступление — дело рук маньяка.Детектив Фелисия Стоун, которой поручено дело, не может избавиться от подозрения, что смерть Эфраима как-то связана с творчеством великого американского «черного романтика» По.Но вдохновлялся ли убийца произведениями поэта? Или, напротив, выражал своим ужасным деянием ненависть к нему?Как ни странно, ответы на эти вопросы приходят из далекой Норвегии, где совершено похожее убийство молодой женщины — специалиста по творчеству По.Норвежская и американская полиция вынуждены объединить усилия в поисках убийцы…
Они — сотрудники скандально знаменитого Голливудского участка Лос-Анджелеса.Их «клиентура» — преступные группировки и молодежные банды, наркодилеры и наемные убийцы.Они раскрывают самые сложные и жестокие преступления.Но на сей раз простое на первый взгляд дело об ограблении ювелирного магазина принимает совершенно неожиданный оборот.Заказчик убит.Грабитель — тоже.Бриллианты исчезли.К расследованию вынужден подключиться самый опытный детектив Голливудского участка — сержант по прозвищу Пророк…
Значительное сокращение тяжких и особо опасных преступлений в социалистическом обществе выдвигает актуальную задачу дальнейшего предотвращения малейших нарушений социалистической законности, всемерного улучшения дела воспитания активных и сознательных граждан. Этим определяется структура и содержание очередного сборника о делах казахстанской милиции.Профилактика, распространение правовых знаний, практика работы органов внутренних дел, тема личной ответственности перед обществом, забота о воспитании молодежи, вера в человеческие силы и возможность порвать с преступным прошлым — таковы темы основных разделов сборника.
Маньяк по прозвищу Мясник не просто убивает женщин — он сдирает с них кожу и оставляет рядом с обезображенными телами.Возможно, убийца — врач?Или, напротив, — бывший пациент пластических хирургов?Детектив Джон Спайсер, который отрабатывает сразу обе версии, измучен звонками «свидетелей», полагающих, что они видели Мясника. Поначалу он просто отмахивается от молодой женщины, утверждающей, что она слышала, как маньяк убивал очередную жертву в номере отеля.Но очень скоро Спайсер понимает — в этом сбивчивом рассказе на самом деле содержится важная информация.
Менты... Обыкновенные сотрудники уголовного розыска, которые благодаря одноименному сериалу стали весьма популярны в народе. Впервые в российском кинематографе появились герои, а точнее реальные люди, с недостатками и достоинствами, выполняющие свою работу, может быть, не всегда в соответствии с канонами уголовно-процессуального кодекса, но честные по велению сердца.
У писателя Дзюго Куроивы в самом названии книги как бы отражается состояние созерцателя. Немота в «Безмолвных женщинах» вызывает не только сочувствие, но как бы ставит героинь в особый ряд. Хотя эти женщины занимаются проституцией, преступают закон, тем не менее, отношение писателя к ним — положительное, наполненное нежным чувством, как к существам самой природы. Образ цветов и моря завершают картину. Молчаливость Востока всегда почиталась как особая добродетель. Даже у нас пословица "Слово — серебро, молчание — золото" осталось в памяти народа, хотя и несколько с другим знаком.