Марокко. Год в Касабланке - [44]

Мастерская представляла собой лачугу в одну комнату с деревянной крышей. Таких зданий полно по всему городу. Человек, обитавший в лачуге, услышал, как подъехал автомобиль, и вышел посмотреть. Он был старым и скрюченным, как кривой сосновый ствол. Голова его была совершенно лысой, а глаза — маленькими, настоящими щелочками. Казалось, что время каким-то образом сделало их такими. Когда мы приблизились к хозяину дома, он посмотрел на нас сквозь большую лупу, которую держал в левой руке.

Увидев Камаля, старец чуть от радости не подпрыгнул. Лупа на шнурке, привязанном к шее, упала, а он похромал вперед, чтобы приложиться своими старыми губами к щекам Камаля.

Первый час был посвящен расспросам и пролетел быстро. Плотник поинтересовался каждым членом семьи Камаля. Он знал их всех: родных и двоюродных братьев, тетушек, племянников и племянниц, дядей, дедушек и бабушек. Старик перечислил всех поименно и призвал на каждого благословение Аллаха. Он извинился, что не может устроить для нас пир, поскольку сейчас Рамадан. И пообещал, что в следующий раз к нашему приезду обязательно приготовит кускус с изюмом и мясом, на столе будут стоять блюда с лепешками из теста, в которое добавляют лепестки апельсинового цвета, а также мы выпьем сколько душе угодно сладкого мятного чая.

— В следующий раз, иншалла, если Аллах того захочет, — заключил я.

После того как минуло уже два часа, а мы все еще даже не заговорили о работе, я кивнул Камалю.

— Старое поколение нельзя подгонять, — прошептал он мне в ответ.

Прошло еще полчаса. Я не мог больше ждать, особенно потому, что ветер изменил направление и мы все стали просто задыхаться от запахов, исходивших от гор мусора. Наконец после того, как каждому родственнику, живому и мертвому, не менее чем дважды воздалась хвала, старый плотник умолк. Он сотворил короткую молитву, положив руки на колени.

Камаль объяснил, что мы хотим попросить его об одолжении. Нам нужно починить несколько окон и сделать дверь. Плотник вскочил на ноги. Поднеся лупу к своему глазу, направил ее на меня; линза стала своеобразным окном между нами.

— Я сделаю все так хорошо, как еще никогда не делал! — закричал он что было мочи. — Дерево будет ароматным и прочным, и самого лучшего качества. Я буду делать все с любовью, с лаской, гладя дерево своими пальцами.

— Вот и замечательно, — сказал я. — Именно такой мастер нам и нужен.

Камаль нацарапал размеры на сосновой доске, и после еще более долгих формальностей мы удалились. На обратном пути я спросил у Камаля, откуда он знает этого плотника. Он сказал, что ответит на мой вопрос позже, а заодно и кое-что покажет мне. Мы ехали мимо просторных полей и мимо трущоб, мимо вилл и офисных зданий к центру Касабланки.

Камаль остановил машину у многоквартирного жилого дома. На первом этаже здания помещался хаммам, традиционная турецкая паровая баня, имеющая два раздельных входа — для мужчин и для женщин.

— Я живу в этом доме, — пояснил Камаль, — а хаммамом владеет моя семья.

Он открыл стальную дверь на уровне мостовой и повел меня в темный подвал. Когда мои глаза привыкли к темноте, я разглядел человека, сидевшего на корточках у стены рядом с бойлером. Он был совершенно лыс, у него не было даже бровей. Камаль позвал его. Человек открыл дверцу и бросил пригоршню чего-то в пекло.

— Кто это?

— Это наш истопник, который нагревает хаммам, — ответил Камаль. — Денно и нощно здесь находится человек, который подбрасывает опилки в огонь. Каждое утро эти опилки привозят от плотника, у которого мы только что побывали. Мы покупаем опилки у его семьи уже в течение пятидесяти лет.

Камаль сказал, что хочет рассказать мне кое-что, и предупредил, чтобы я не очень удивлялся.

— Когда-то мы владели десятком зданий в Касабланке. У нас были фабрики и фермы. А теперь все, что у нас осталось, — этот хаммам!

— А что стало с остальным имуществом?

— После того несчастного случая отец потерял интерес к жизни. Ведь его жена и единственная дочь погибли. Поэтому он, образно говоря, пересел на заднее сиденье, и каждый мог переступить через него. Когда всем стало понятно, что он больше не боец, люди растащили все, как шакалы падаль.

Камаль повел меня обратно на улицу.

— Будьте осторожны, — сказал он. — Такое может случиться и с вами. Вокруг вас полно шакалов. Не успеете и глазом моргнуть, как Дом Калифа исчезнет.

Единственное дело, которое действительно продвигалось, это изготовление рыбацкой сети. Целые мили ее уже были связаны. Хамза с друзьями считали это бесполезной тратой средств. Они сказали, что лучше бы я потратил деньги на то, чтобы усладить джиннов. И сделай я так, настойчиво утверждали они, мне уже не понадобились бы никакие защитные средства. К тому же дом был бы под покровом барака. Для западного человека это было сущим безумием — надеяться только на молитвы и подношения существам, порожденным предрассудками. Но если бы я так поступал, обещали сторожа, то вполне смог бы прожить без всяких средств защиты.

— То есть мне не нужны были бы даже замки на дверях?

— Нет, — ответил Медведь.

— А как насчет страховки на случай пожара?

— И ее не нужно, — заверил Хамза.