Мародёр - [3]

— Ну ты и гад, Ахмет, морда татарская, исплотатор… — Серый был рад, сделка вполне соответствовала его ожиданиям, но не огрызнуться было нельзя.

— А як же ж. Бачок с кухни тащи, спросишь у бабы какой.

На втором пусто — Ахмет тщательно, под метлу очистил все квартиры над собой, на второй так просто не попасть. Все лестничные пролеты аккуратно обвалены, перемещаться в доме по вертикали можно только в жилом подъезде. По горизонтали — а это где найдете. Искать придется долго, причем количество ищущих в процессе поиска будет сокращаться — натыкано много и с фантазией. Настраивая некоторые из самых удачных сюрпризов, хозяин искренне сочувствовал будущей цели — так вероломно и жестоко… впрочем, не лазь куда не звали — и ничего с тобой не случится. На втором, естественно, ничего взрывающегося нет. На окнах сетка, да куски рубероида — так, неплотно, чтоб снегу не особо наметало, да свет немного проходил. Да чтоб не дуло еще одному рубежу обороны. Ахмет зовет его Кябир, он вежливо отзывается — и как-то понятно, что отзывается он именно из вежливости. Он кавказ, лет трех, край четырех, чуткий как РЛС. Хозяин давно укрепился в подозрениях, что, засекая приближающегося человека, Кябир узнает, что ему надо. Видимо, собака слышит не только звуки, но и многое другое. Вот и он, стучит когтями по бетону, не прячется — похоже, мы сегодня пребываем в изрядном благодушии.

В проломе появляется башка Серого, он сразу начинает сюсюкать с Кябиром, тот не возражает, даже дает чесать лысые шрамы от ожогов. Вниз летят веревки, поднимается пластиковая фляга с водой, и все повторяется — на третий. С третьего на четвертый оставлена лестница. Серегу хозяин всегда тормозит внизу, пока разряжает ловушку: лестница защищена на славу, сунувшегося порвет как газету. Вот и четвертый — орудийная палуба. Он совершенно пуст; где получилось, даже стены порушены и сброшены вниз. Тут расположен фирменный дымоход — здоровый, где-то с квадратный метр в сечении короб из разного мусора, разводящий дым по десятку комнат. Когда дым остывает, его вытягивает на улицу почти незаметным — иди догадайся, что это Ахмету баба суп варит, а не тлеет какой-нибудь матрас. Главная цель дымохода — сделать обитаемость дома неприметной не столько визуально, сколько в ИК.[6] Очень уж ему неохота получить от гарнизонных какую-нибудь хреновину с ГСНом[7] по теплу. Иногда короб обваливается, и приходится лазить его подмазывать — как сейчас вот.

— Серый, видишь дыры, где дым херачит? Давай замешай, да замазывай. Цемент там же, тазик — сам знаешь, как че.

Сам на обслугу: проверить погребок да утесы. Их два, один нормальный, другой — дрова полные, переделанный под ручной спуск из НСВТ.[8] Поновее который смотрит на самый хреновый сектор, ДК химзавода. Все разы, когда Ахмету приходилось наложить в штаны — накат был оттуда. Стоят они в коробах из рубероида на рейках, в слегка масляной мешковине, без стволов. Станки прихвачены к старым, еще чугунным газовым плитам, удобная вещь, надо сказать. Менять огневую одно удовольствие, передвинешь — а еще никто башку поднять не успел, внизу, наверное, кажется, что стрелок от пулемета к пулемету бегает. Сколько, помнится, пота пролил хозяин с предшественниками Серого, вырубив просеку для их перетаскивания …Зато сейчас я влегкую остановлю хоть двадцать рыл. Эх, поменять бы утесы на корды,[9] да КПВ[10] добыть, — раскатывает губу Ахмет. — Тогда было бы вполне реально принять в Дом семей пять-десять, а это и караул круглосуточный, и доход ощутимый, опять же рабочая сила, и — чего уж там — новое бабье… КПВ — давняя его мечта, да только нет их на продажу. Такое не продают. Такое добывают, и платить надо кровью. Хорошо стоящий дом под КПВ — это все. Можно забыть о всех неприятностях — тебе все принесут, сиди да цены называй. Ахмет погружается в мечты — ах, был бы у меня КПВ… И чтоб о нем никто не знал! Я бы тут же выгрыз второй — знаю где, там народ в основном старый да лоховатый — что их еще не вынесли, удача просто. И КПВ, конечно. Где же они его достали… Взять не могли — лохи; купить — где? на них даже цен нет, за КПВ можно что угодно просить. И дадут, дадут… За этими мыслями он проведал утесы, освежил маскировку, сжег тополиный пух, прибрался. Второй утес смотрит в сторону озера и Петроградской улицы. Оттуда уже давно не наезжают, но… Живы еще, живы воспоминания о дружеском визите из Хаслей, крупной деревни на том берегу разделяющего нас озера. Они тогда точно выбрали время — подошли на утро после недельной пурги, грамотно зашли, от солнца. Их визит не отличался экономией — наши междусобойчики чаще заканчиваются парой-тройкой скупых очередей, а хаслинские устроили целую войну. Они успели взять один из двух рыбацких домов, ближний к Ахметову дому, на берегу — там сидели богатые рыбаки, Ахмет их половину знал еще До Этого. Рыбачки с Самого Начала грамотно уселись в двух девятиэтажках на высоком берегу, где-то в полукилометре друг от друга. У них было все, все, что можно купить, они сидели на одном из самых прибыльных промыслов — но это им не помогло. Те, кто не успел сдриснуть из окруженного дома — умерли плохо, даже по нынешним меркам. Хаслинские убили их наскоро, но душевно. Пока трофейная команда грузила добычу да резала рыбаков, их бойцы выдвинулись в охранение. Ахмет оказался у них на пути, им дом тоже показался выгодно расположенным.