Марксизм во времена Маркса - [9]

3. Если какой-либо факт не вполне ясен из предшествующего материала, расширить дискуссию по определенным проблемам за пределы времени их постановки. Например, в разделе 1883 – 1914 годы нам казалось полезным не ограничивать дискуссию по марксистскому анализу империализма лишь его развитием до 1914 года (Каутский, влияние Гобсона, Гильфердинга, Люксембург), а, наоборот, расширить ее, затронув дальнейшее развитие (например, Ленин, Штернберг) и высказав некоторые предварительные соображения, касающиеся уже послевоенного периода, связанные с изменениями в развитии империализма и их анализом (Суизи, Баррат, Браун, Жале, Кидрон и т.д.).

4. Хронологически подразделить трактовку темы, возвращаясь к ней в каждый последующий период. (Например, вопросы о характере пролетарской революции или о перспективах ее завершения, о крахе или изменениях в развитии капитализма не могут не возникать в разное время в связи с изменившимися условиями определенного периода.)

Поскольку цель нашей книги – история марксизма и его развития, вопросы, непосредственно не касающиеся этой темы, будут рассмотрены лишь в той степени, в какой они относятся к нашему предмету, или в такой мере, чтобы дать минимум информации об исторической обстановке. Каким образом достичь здесь определенного равновесия, лучше всего показать на некоторых примерах. Например, мы не имеем в виду писать историю – пусть даже и краткую – Октябрьской революции или же рассказывать о роли Ленина в этой революции. Однако мы хотим оценить вклад Октябрьской революции в развитие марксизма и показать ее значение в рамках этого развития. Это значит, что в нашей «Истории» совсем не будут фигурировать ни Керенский, ни Корнилов, ни крейсер «Аврора», но, естественно, особое внимание будет уделено таким вопросам, как характер большевистской партии и ее революционная роль в перерастании буржуазно-демократической революции в пролетарскую, прогнозы о характере, структуре и программе пролетарской власти («Государство и революция»), о захвате власти в стране, в которой не было некоторых необходимых условий для построения социализма («Москва или Берлин?»), об отношении различных марксистов к Октябрьской революции, о влиянии Октябрьской революции на те или иные рабочие и социалистические движения (сила притяжения большевизма и русской модели) и т.д.

•

История марксизма не может также не быть – хотя бы частично – историей критики марксизма, по крайней мере уже потому, что сами дискуссии в среде марксистов направлены на то, чтобы опровергнуть подобную критику или же прийти с подобными критиками к какому-то соглашению. (Например, в политэкономии такое произошло с тезисами Бём-Баверка.) Антимарксистская критика к тому же вполне заслуживает краткого рассмотрения, особенно когда попытка предложить альтернативу марксистскому анализу вносила существенный вклад в развитие (немарксистской) науки как таковой. Пример – Макс Вебер. Однако в целом мы не намерены заниматься систематическим разбором антимарксизма. Возможно, нам это и не понадобится.

•

Наконец, несколько замечаний о первом томе «Истории марксизма». Речь идет о книге, которая сама по себе отличается от последующих, поскольку в ней говорится о развитии учения еще при жизни Маркса и Энгельса и прежде всего о деятельности и трудах основоположников марксизма, то есть об отправной точке. Для последующих поколений марксистов Маркс и Энгельс были и остаются маяками, и со смертью Энгельса завершилось определенное собрание текстов и дат, к которому «классики» уже не могут ничего добавить. Самое большее, что здесь можно сделать, – это найти и опубликовать еще почему-то не изданные материалы или же осветить не совсем известные стороны деятельности Маркса и Энгельса. Все их труды, их деятельность могут быть – и были – проанализированы, объяснены и прокомментированы, более того (и это, несомненно, понравилось бы Марксу и Энгельсу больше всего), их образ мыслей и образ действий могут быть – и уже были – использованы для того, чтобы объяснить и изменить мир, который, естественно, во многом переменился по сравнению с эпохой основоположников марксизма. Первое поколение марксистов еще имело возможность иногда проконсультироваться с самим Марксом, чаще с Энгельсом, но ясно, что с 1895 года это стало невозможным. Поэтому неизбежно, что труды основоположников марксизма следует анализировать иначе, чем труды их последователей. Возьмем один пример. Мы знаем: сам Маркс считал, что с позиций левого младогегельянства он через Фейербаха перешел на позицию, которую (не будучи педантами) можно определить, как «Марксову», хотя и она в свою очередь была лишь отправной точкой для последующих разработок и теоретического развития. В какой же период своей жизни сам Маркс был «марксистом»? Этот вопрос вызывал яростные споры между марксистами и немарксистами, в особенности после публикации в 1932 году его «Экономическо-философских рукописей 1844 года». Переломный момент в этой дискуссии определен возможностью установить время, когда такой переход означал разрыв и отказ от предшествующих идей Маркса. Эта дискуссия повлекла за собой – во всяком случае, так считалось – множество осложнений политического порядка. Однако очевидно, что, по мысли самого Маркса, вопрос этот был совсем иного рода. Если даже он и думал о связи между «Рукописями» 1844 года и, скажем, «Капиталом», конечно же, он не выразил бы этого в терминологии, которой стали оперировать в дискуссиях после 1932 года. Следует предположить, что он, видимо, считал «Рукописи» одним из этапов своего развития как теоретика, которому присущи как точки зрения, от которых он уже отказался, так и другие, которых он продолжал придерживаться. Необходимо совершенно исключить предположение, будто он мог систематически сопоставлять Маркса 1844 года с Марксом 1867 года, поскольку он великолепно отдавал себе отчет в наличии или отсутствии преемственности между этими двумя позициями. Он мог самое большее чувствовать необходимость (как это сказано в послесловии ко второму изданию «Капитала») пояснить свою позицию, например, по отношению к Гегелю в свете развития критики и интеллектуальной мысли той эпохи. Его замечания по этому поводу не могут, однако, рассматриваться в свете последующих дискуссий о преемственности его мысли.