Марковцы в боях и походах. 1918–1919 гг. - [31]

Полковник Лаврентьев выбрал систему последовательного пополнения рот в порядке их номеров, надеясь на поступление достаточного числа добровольцев, и глубоко ошибся. К концу декабря он имел в 1-й роте около 100 человек, во 2-й – около 80 и в 3-й и 4-й – едва по 30.

В январе боевая обстановка потребовала вызова на фронт 1-й и 2-й рот. Эти роты в батальон уже не вернулись, и полковник Лаврентьев остался с двумя самыми малочисленными, с которыми и вступил в бой. По оставлении Ростова батальон был сведен в роту, получил пополнение и стал 2-й ротой Офицерского полка.

3-я офицерская (гвардейская) рота, надеявшаяся на пополнение добровольцами из гвардейских частей с тем, чтобы развернуться в отряд, таковых получила небольшое число, достигнув к концу декабря лишь силы в 70 человек. В Ростове ее принял последний командир лейб-гвардии Преображенского полка, полковник Кутепов. В таком составе в январе рота и вступила в бой.

После оставления Ростова рота была влита в Офицерский полк, составив взвод в его 3-й роте.

Морская рота также не преуспела в увеличении своей численности, едва достигнув силы в 70 человек. Находившееся в Ростове мореходное училище не согласилось отпустить своих старших учеников.

Ротой командовал капитан 2-го ранга Потемкин. Позднее рота вошла в состав Офицерского полка.

Юнкерский батальон

Переведенный в начале второй половины декабря в Ростов, батальон расположился в центре города. Пополнений своих рядов он не получал, т. к. приток героической молодежи на Дон прекратился, и он оставался в составе тех же 120 человек и 2 рот: юнкерской и кадетской.

Батальон производил занятия и нес караульную службу. Он и его чины не только отличались своим идеальным видом, но и крепкой дисциплиной. Моральное состояние молодежи было отличным.

Получая отпуска в город, молодежь вела себя так, как положено было по уставу военно-учебных заведений. Она в каждом офицере видела или хотела видеть офицера-добровольца и отчетливо приветствовала его. Даже масса офицерства г. Ростова, поставившая себя вне добровольческой организации, с небрежностью отвечавшая на приветствия офицеров-добровольцев, отвечала юнкерам и кадетам вежливо и с явным смущением.

К своей службе чины Юнкерского батальона относились строго. Об этом в городе знали все. В начале января произошел показательный случай, убедивший всех в крепости, непоколебимости духа и твердости дисциплины в батальоне.

Воззвания и обращения донской власти гор. Ростова к населению с призывом к спокойствию, порядку и работе не влияли на рабочих, все время подстрекаемых к разного рода выступлениям агитацией и пропагандой большевиков. Власть, однако, относилась и реагировала на это весьма гуманно. Пользуясь безнаказанностью, возбужденные толпы усиливали свои выступления. Однажды толпа, все увеличивающаяся в числе, с криками: «Долой войну! Долой контрреволюцию! Долой кадетов!», уже не могла быть остановлена караулом от Юнкерского батальона, и пришлось вызвать на помощь дежурную часть, в этот день – взвод от кадетской роты. Но и подход взвода не остановил толпу и не успокоил ее. Тогда офицер, командир взвода, потребовал, чтобы толпа немедленно разошлась и что, если она не разойдется по третьему его предупреждению, он откроет огонь. Толпа не расходилась и продолжала свои вызывающие крики. После третьего предупреждения толпа разбежалась, оставив на месте 4 убитых и нескольких раненых.

Этот кровавый эпизод не имел видимых последствий в смысле повторения подобных выступлений, но рабочие затаили в себе звериную злобу против кадетов. Нейтральное население города было перепугано, боясь мести рабочих и большевиков. Особенно забеспокоилось за свои жизни нейтральное офицерство, возымевшее смелость громко осуждать эту расправу «с безоружным населением». Добровольцы же признавали такое проявление силы неизбежным и необходимым, и лишь немногие высказывались: «Офицер погорячился!»

Перепугана была и донская власть города. Она приняла участие в торжественных похоронах убитых, пропуская мимо ушей чуть ли не вызывающие к отмщению речи.

Героическая молодёжь судила о своих стремлениях и поступках просто: дать народу покой и прекратить бунт; для Родины – порядок и свободу и не допустить большевицкую тиранию и кабалу. Можно предположить, что многие из нейтральных офицеров в глубине своих мыслей и чувств не порицали добровольцев, но им мешал сознаться в этом животный страх за свои жизни.

В Таганроге

В ноябре в Таганроге стояли: Донской пластунский батальон и Школа прапорщиков, которые поддерживали в нем порядок. В конце этого месяца должно было быть восстание большевиков одновременно с восстанием в Ростове. Два запасных полка и тысячи рабочих должны были захватить в городе власть. Но в это время с фронта возвращались донские части, полки, еще не вполне разложенные пропагандой, и восстание не состоялось. Эти донские полки приняли участие в подавлении восстания в Ростове.

Но общее положение в Таганроге, после того как проехали донские полки, было очень тревожным. Город, собственно, находился во власти революционной стихии, а влияние гарнизона, в сущности, ограничивалось лишь местами его стоянок. Вскоре совершенно разложившийся пластунский батальон был выведен из города. Положение оставшейся одной в городе Школы прапорщиков было весьма тяжелым, несмотря даже на то, что в середине декабря отряд в 40 офицеров 1-го Офицерского батальона произвел налет на казармы, занимаемые запасными полками, заставил разбежаться их чинов и захватил немало оружия.