Марков: Наука умирать - [136]

   — Я понял, Антон Иванович. Есть интересная новость из Кисловодска: на прошлой неделе там был Автономов и встречался с Рузским и Радко-Дмитриевым. У него план: создать объединённую армию из кубанцев и офицеров с одним из этих генералов во главе.

   — Чего это у тебя ленточка теперь простая, без полосок? — спросила Ольга, когда уже после выздоровления к ней пришёл Руденко, вернувшийся на большевистскую военную службу.

   — Царские военные награды красным бойцам носить запрещено, а эта лента — Георгиевская, — ответил Руденко, который был в новом бушлате, в клёшах невероятной широты, с маузером на поясе, рядом со сверкающей военно-морской бляхой. — Теперь я боец Красной армии, и у нас — новые порядки. Командиров теперь не выбирают, а назначают, в каждой части комиссар, дисциплина и всё, как положено. Чтобы скорее кадетов разбить. Но ты мне, Оленька, скажи, где меня с Георгиевской ленточкой видела? Раненого меня привезли без чепчика, отсюда уходил — какой-то колпак напялили. Где мы встречались? На каком причале? Я ведь тоже помню, что видел тебя где-то.

   — Всё тебе скажу, Олеженька. Сердце тебе отдала — всё отдам. Был у меня муж, не буду врать — были мужики, но никого так не жалела, не любила, как тебя.

   — Ответный сигнал тебе такой же, Оля, но рассказывай.

   — Рассказывать-то нечего. Ты меня вроде бы и не заметил тогда — бронепоездом командовал. На Георгие-Афипскую ехал, а мне приказано было раненых пленных офицеров доставить в Афипскую и передать кадетам — какой-то договор у Автономова с ними был. На автомобиле меня с ними на вокзал отвезли, какой-то казак из автономовского штаба передал тебе приказ, к твоему бронепоезду прицепили пассажирский вагон...

   — Точно. В Афипской тебя с Ярощуком высадил с твоими кадетами. Погиб Ярощук от марковской пули, а ты, сука, всю ночь там на Афипской с тем самым Марковым... Да я б тебя ща пристрелил, как ту собаку, но в Красной армии теперь дисциплина...

   — Олеженька, набрехали тебе. Маркова-то я и видела две минуты. Он повёл своих куда-то в бой. Вот тебе крест.

Не веришь в Бога? Честное моё слово! Клянусь как на присяге! Тогда вечером пришёл со своим доктором, посмотрел раненых, сказал, что отправит их со своими... Олеженька! Не было ничего! Я бы сказала. И сейчас всю правду тебе скажу про всех и про Автономова. Только поверь мне.

   — А что про Автономова? Он же большевистский командующий.

   — Какой он большевик? Казак! Они все за кадетов. Поехал в Кисловодск к генералам. Хочет бунт здесь произвести — арестовать весь ваш ЦИК, собрать новую армию из казаков и офицеров, а командовать будут те генералы из Кисловодска. Сначала меня хотел послать к Деникину, но раздумал, и сам поехал к другим генералам.

   — Он один такой?

   — Много их у него. Я только знаю, что его начальник штаба Гумённый с ним. И в Кисловодск поехал.

   — А Сорокин?

   — Не знаю. Не было его с ним.

Сама не могла понять, почему пожалела Сорокина.

Вышли из Егорлыцкой 24-го утром. Пехота — на повозках, пулемёты — на тачанках, за черкесской кавалерийской сотней батарея Миончинского — четыре орудия. Лёгкой рысью двигались навстречу солнцу. Пыль ещё не пересохла на жаре и не задымила дорогу. Марков с помощниками стоял, пока не прошёл мимо него весь отряд. Уже сброшены папаха и привычная куртка — на генерале гимнастёрка с Георгием, сверкающие погоны, уже не генштабовские, а пехотные с синей выпушкой. Артиллеристы проехали с песней, посвящённой своему командиру:

Митю можно полюбить,

Только ножки подрубить.

Ж ура, Жура, журавель,

Журавушка молодой.

Митю можно причесать,

Хоть немного воспитать.

Жура, Жура, журавель...

Юношеская любовь не забывается — сам же артиллерист-константиновец. В офицерском полку — прекрасные бойцы, но в душе Марков лучшими считает этих весёлых юных прапорщиков, вчерашних юнкеров и их рослого стройного командира подполковника Миончинского. Во многих боях его точные выстрелы оказывались решающими. Лучшие. Неужели они должны погибнуть первыми?

Бой с красными, наступающими от Великокняжеской, состоялся 25-го. План генерала Маркова был прост и решителен: держащий оборону Донской отряд отступает перед красными, переправляющимися через широкий Маныч по мосту, и когда те, перейдя реку, втянутся в преследование донцов, ударить им в тыл, взорвать мост и уничтожить окружённых. Здесь главное — точно выбрать момент начала атаки. Отправить в разведку своих кавалеристов с хорошим офицером — он вовремя должен прислать связного.

Офицера назначил Тимановский. Донцы отошли от моста версты на три, когда прибыли связные с сообщением, что главные силы красных перешли Маныч и преследуют донцов. Марков приказал Офицерскому полку атаковать. Сам с холма наблюдал в бинокль за копошащимися в дрожащем степном мареве массами бойцов. Солнце било в глаза, и с трудом различались движения войск. Неприятно удивили четыре, одна за одной, вспышки трёхдюймовок, ровной цепочкой высветившихся на тёмной полосе, обозначающей берега Маныча. Батарея красных. И много пехоты. Это и есть главные их силы. Они у моста, куда начал наступать полк.

Командир бригады разразился грозной бранью. План срывался. Теперь и в бинокль была видна понятная без объяснений картина: цепи Офицерского полка залегли под огнём красных...