Марко Поло - [72]

Это говорит о том, что участие пизанца в разработке произведения кажется значительным, даже главенствующим: убедительный признак «отказа общаться», не прибегая к посредничеству (помощи) ученых. Вот почему в тексте произведения говорится только один раз «моя книга» и 32 раза — «наша книга». Личность путешественника стирается. Если он описывает в «Прологе» обстоятельства, которые заставили Марко Поло проделать весь этот далекий путь и узнать так хорошо нравы монголов и самого Кубилая, то это делается для того, чтобы свидетельство было достоверным. Но об эпизодах, которые касаются лично Марко, которые он пережил непосредственно, почти не упоминается. Мы ничего так и не знаем о предполагаемых торговых сделках и даже о той злосчастной истории в Трабзоне, по пути домой, когда Поло подверглись нападению, попали в плен и потеряли почти все свои грузы и товары. А ведь этот роковой эпизод, пожалуй, повлиял на всю их дальнейшую судьбу и перечеркнул все итоги путешествия.

Рустичелло постоянно колеблется относительно манеры повествования — это и бессвязные, меняющиеся разговорные формы, о которых пишет госпожа Бертолуччи, и двусмысленности, прерывистость, внезапные обрывы речи, и несогласования во времени, и местоимения «я» и «он», постоянно сменяющие друг друга (непонятно, где говорит сам Марко, а где редактор говорит о Марко). Но даже эти неточности, по правде говоря, вполне объяснимые, свидетельствует об участии редактора (Рустичелло) в обработке чужой речи.

Неоспоримым остается тот факт, что именно он ведет игру. Он представляется настоящим рассказчиком и берет на себя авторские права, претендует на роль автора рассказа, часто недвусмысленно намекая, что именно он ведет рассказ, отвечает за правильность незнакомых слов, выбирает темы и повествует о высоких деяниях своего героя. Марко Поло представлен как личность почти эпическая, о приключениях и заслугах которого рассказывает автор. Почти всегда имя венецианца приводится в третьем лице: «И расскажу вам, что господин Марк сделал…». Или еще: «Господин Марк спрашивает у некоторых людей этого города…, но он узнает об этом то, что я вам расскажу». Рустичелло к тому же пользуется любым удобным случаем, чтобы привлечь внимание читателя и сконцентрировать его на своем собственном рассказе: «Понятно…», «Непонятно как…». Он как бы извиняется за то, что забыл что-то сказать вовремя, и потом восстанавливает это. Иногда, конечно, он в этом винит Марко: «Знайте же, что мы забыли рассказать о большой битве». Но гораздо чаще он говорит: «Здесь расскажу вам о чуде, свидетелем которому я был» или «И еще вам скажу об одном деле…, очевидцем которого я был». Решительную победу одерживает местоимение я (je). Создается даже впечатление, что он пытается показать себя владеющим нитью повествования: «И вернемся другим путем в город Шерман…»; «И поэтому вернемся к нашим провинциям в краю Балдасиан…». Нам представляется, что он ведет слушателя (читателя) по следам путешественников, но следуя абстрактному, идеальному, вымышленному маршруту, который кажется этому образованному человеку наиболее подходящим. Он как бы лучше своего героя знает, что больше всего соответствует данному жанру произведения.

Я также думаю, что в глубине души он оставляет за собой право на то, чтобы добавлять и дополнять. Он силится объяснить сложные для понимания европейца слова, имеющие восточные корни. Он сообщает цены или показывает доходы не только в денежном эквиваленте Италии, но и Франции. Например, о прекрасных персидских скакунах: «Этими деньгами один стоит приблизительно 200 ливров». Понятно, что не венецианец подсказал ему это денежное соотношение. Рустичелло ввел его сам или по взаимной договоренности с соавтором.

Наконец, в тексте встречаются наблюдения и указания, которые являются наиболее очевидным доказательством его вмешательства, иногда значительного, в редактирование и подбор темы. Вот один из ярких примеров: когда он рассказывает о путешествии в Японию и Малайзию, он объясняет, почему море называется «китайским». Так он называет «море, которое находится против Манзи» и приводит сравнение: «Как в Англии говорят «английское море». Одна из французских рукописей книги приводит даже другой пример — «море Рошельское», то есть находящееся рядом с Ля Рошелью. Эти параллели могли прийти в голову человеку, который хорошо знал именно эти места, бывал на Британских островах.

Мы склонны признать тесное сотрудничество двух авторов «Описания мира». Каждый внес свой вклад — свой талант и опыт. Не вызывает сомнений, что Марко Поло предоставил документальную основу для книги: личные наблюдения в виде рассказов (устных) или записей. Рустичелло, будучи уже опытным литератором, конечно же, много работал над этой документальной основой. Произведение, таким образом, имеет двойное авторство. Слишком часто упускают из виду, что его следует рассматривать в свете двух различных авторских концепций. Именно этот двойной аспект делает сложным определение идеи «Описания мира» и приводит в замешательство исследователей.

Глава X СБОРНИК НЕБЫЛИЦ?