Маркиза де Ганж - [6]

Аббат разыскал шевалье и, убедившись, что они одни, начал:

— Шевалье, мы с вами любим одну женщину, и эта женщина — жена нашего брата. Не будем же мешать друг другу. Своими чувствами я владею и могу принести свою любовь в жертву, тем более что знаю: она предпочитает вас. Попытайтесь же получить подтверждение любви, которую, по моему мнению, испытывает к вам маркиза. И как только вы его получите, я отойду в сторону; в противном же случае, если вы потерпите неудачу, любезно уступите место мне, и я в свою очередь попытаюсь проверить, так ли неприступно это сердце, как твердят все вокруг.

Шевалье и мечтать не смел, что когда-либо сможет обладать маркизой, однако с той минуты, как брат без какой бы то ни было выгоды для себя пробудил в нем мысль о том, что он может быть любим, вся страсть и самолюбие, какие только были в этом слепом орудии, заставили его ухватиться за сию мысль, и шевалье с удвоенным рвением принялся угождать невестке. Она же, не ожидая напасти с этой стороны, сначала принимала ухаживания шевалье с благожелательностью, которую усилило ее презрение к аббату. Однако вскоре шевалье, неверно истолковав причины благожелательности, объяснился более ясно. Маркиза, пораженная, не веря своим ушам, позволила ему сказать достаточно для того, чтобы сомнений в его намерениях более не оставалось, после чего остановила шевалье, так же как ранее аббата, несколькими язвительными словами, которые женщинам подсказывает даже не добродетель, а безразличие.

Потерпев поражение, шевалье, не обладавший силой волн своего братца, потерял всякую надежду и признался аббату, что его ухаживания не принесли желанных плодов и любовь осталась безответной. Этого только аббату и было надо — во-первых, для удовлетворения своего самолюбия, а во-вторых, дабы исполнить намеченный план. Он раздул позор шевалье до такой степени, что тот возненавидел маркизу, и, заручившись таким манером его поддержкой и даже соучастием, стал приводить в исполнение свой замысел.

Первый результат не заставил долго ждать: г-н де Ганж вновь охладел к супруге. Некий молодой человек, которого маркиза часто встречала в свете и слушала, быть может, снисходительнее прочих, благодаря его остроумию, сделался если не причиной, то, по крайней мере, поводом для новой вспышки ревности. Ревность эта проявлялась в виде нелепых ссор по пустякам, как это уже бывало и раньше, но на сей раз маркиза не заблуждалась: в случившейся перемене она видела руку деверя. Но это не приблизило ее к аббату, а еще больше оттолкнуло, и теперь она не упускала случая выразить ему не только свою отчужденность, но и сопутствующее ей презрение.

Так продолжалось несколько месяцев. Каждый день маркиза замечала, что муж все больше отдаляется от нее, но при этом, хотя и незаметно, старается всюду за ней следить. Что же до аббата и шевалье, то они оставались все такими же, только аббат теперь прятал ненависть за своей обычной улыбочкой, а шевалье скрывал досаду, напустив на себя ледяную важность, за которой посредственность часто прячет оскорбленное тщеславие.

Тем временем г-н Жоаннис де Ношер скончался и увеличил значительное состояние внучки на кругленькую сумму в семьсот тысяч ливров.

Новое богатство поступило в руки маркизы в виде капитала, который когда-то в странах, где действовало римское право, назывался парафернальным достоянием: полученное после свадьбы, оно не входило в приданое жены, и она была вольна распоряжаться им самим и доходами с него по своему усмотрению, могла подарить или завещать его, а муж имел право управлять им только в случае получения доверенности.

Через несколько дней после вступления во владение наследством деда маркиза пригласила нотариуса, чтобы уточнить свои права, и это не осталось незамеченным. Ее муж с братьями поняли, что она желает сама распоряжаться своими деньгами, тем более что поведение маркиза по отношению к супруге, которое даже он сам иногда втайне считал несправедливым, не оставляло надежды на то, что причина вызова нотариуса кроется в другом.

Примерно в это же время произошло странное событие. Во время обеда, который давал маркиз, на десерт был подан крем, и все, кто его отведал, ощутили какое-то недомогание, в то время как маркиз с братьями, отказавшиеся от десерта, чувствовали себя превосходно. Возникло подозрение, что именно крем стал причиной дурноты сотрапезников и, в первую очередь, маркизы, отведавшей его дважды, и остатки кушанья были подвергнуты анализу, который показал присутствие в нем мышьяка. Однако поскольку в крем входило и молоко, являющееся противоядием, яд утратил часть своей силы и не произвел ожидаемого действия. Но так как никаких серьезных последствий отравление не вызвало, вину свалили на прислугу, решив, что она перепутала мышьяк с сахаром, и вскоре все забыли о происшествии или сделали вид, что забыли.

Между тем маркиз стал осторожно пытаться вновь сблизиться с женой, но на сей раз г-жу де Ганж не обманули признаки доброго расположения супруга. Здесь, как и в недавней размолвке, была видна эгоистическая рука аббата: он убедил брата, что дополнительные семьсот тысяч ливров в доме стоят известных послаблений, и тот с помощью показной доброты стал бороться с еще неокрепшим решением маркизы составить завещание.