Маркиз и Жюстина - [31]

– Сегодня такой день, Юсто, – говорю я и улыбаюсь. – Точнее, завтра такой день.

После обычных процедур снятия Знаков и мытья, я приказал ему не одеваться и преклонить колени возле циновки.

– На пятки не садись, – сказал я. – Запомни. Это вторая поза покорности.

Все-таки красивый, стройный, ладный. И маленький недоразвитый пенис. Вот он ему совсем не нужен. Всего лишь атавизм. Как у насекомых, рабочие пчелы – недоразвитые самки или самцы. У людей йалайти рождаются гораздо реже, и у них есть свой тип сексуальности, но эта штучка на него совершенно не влияет и давно несет лишь символическую функцию.

Я беру красную ленту, пропитанную специальным клейким составом, и начинаю обматывать вокруг его пениса.

– Зачем это? – спрашивает Юсто.

– Ты не должен задавать вопросов, – строго говорю я.

– Извините, Господин.

– Это еще один Знак моей власти. Не больно?

– Немного щиплет.

– Скоро пройдет.

Его пенис превратился в красный толстый кокон с отверстием на конце. Верхний неклейкий слой отливает атласом.

Я поставил ему Знаки, раздвинув второй на максимальную ширину.

– Все. Теперь одевайся и ложись спать.

Спит он плохо, все время вертится и постанывает. Да, признаться, и я волнуюсь накануне следующего дня.

Только проснувшись, он взмолился.

– Господин, ради бога, снимите новый Знак, очень больно!

– В Доме Собраний, – жестко ответил я.

Он поскулил еще, но, казалось, смирился. Безропотно оделся в новую белую рубаху и штаны. У меня с собой еще один комплект одежды – черный, тот, что носят занесенные в реестр рабы, тот, что он наденет после Дома Собраний.

Я взял сумку со всем необходимым, и мы вышли из гостиницы.

Возле закрытых дверей Дома Собраний, на мраморной лестнице уже ждали двое: раб без ошейника в такой же белой рубахе, как у Юсто, и его Господин.

Я вежливо поклонился, но познакомиться мы не успели: тяжелые двери медленно открылись, и священник в желтых одеждах слегка склонил голову и жестом руки пригласил их внутрь.

– Придется подождать, – сказал я Юсто.

– Долго?

– Полчаса-час.

Он вздохнул.

Вскоре мы услышали скрип открываемых дверей и обернулись. На пороге Господин и его раб (уже в ошейнике), а на шаг позади застыл священник, раскинув над ними руки в прощальном благословении.

Я заставил Юсто преклонить колени.

Они сделали шаг вперед, и их осветило рассветное солнце. Одежда раба в крови: пятна крови возле сосков и на штанах, между ног. Юсто смотрит во все глаза, он побледнел. А на губах вышедшего раба застыла блаженная полуулыбка, составляющая с кровавой рубахой страшный контраст. Юсто впился глазами в эту улыбку и побледнел еще больше.

Господин и инициированный раб спустились по лестнице, а священник махнул нам рукой.

– Заходите!

Юсто, не поднимаясь с колен, обнял мои ноги и взмолился:

– Господин! Не надо! Давайте туда не пойдем!

– Встать! – Так жестко я с ним еще не говорил.

Он зарылся лицом в мои колени, его плечи затряслись.

– Встать! – гаркнул я. – Где твоя честь? Где твоя храбрость?

К нам подходит священник, наклоняется, кладет руку ему на плечо. Он высок и худ, изыскан и властен. В другом мире, где остались наши тела, он носит иное имя: Небесный Доктор.

– Могу я к нему обратиться? – спрашивает он. – Как его зовут?

– Да. Юсто.

– Ты любишь своего Господина, Юсто?

– Да, – тихо говорит он.

– Тогда ты должен это сделать. Инициация болезненна, но необходима.

Юсто, всхлипывая, поднимается на ноги.

– Ты сейчас можешь уйти, – продолжает священник. – Но тогда ты опозоришь и себя и Господина. Никто больше не возьмет тебя. Ты станешь изгоем, нищим, просящим подаяния. Твое тело иссохнет и состарится без власти Господина, а ум помутится. Ты этого хочешь?

Юсто замотал головой.

– Тогда вытри сопли, наберись мужества и иди.

Я обнял его за плечи, и мы пошли по длинному коридору между рядов тонких янтарных колонн. Коридор оканчивается залом под высоким куполом, в окнах сияет рассвет. Зал пуст, в центре – круглый провал, окруженный балюстрадой. Туда, вниз, уходит широкая лестница.

В сопровождении священника мы начали спускаться.

Стало совсем темно. Свет дают только укрепленные по стенам факелы.

Мы оказались у массивных деревянных дверей, и священник распахнул их перед нами.

Этот зал меньше верхнего. По стенам поднимаются амфитеатром мраморные кресла в семь рядов. Все места заняты священниками, входящими в совет. Свет факелов играет на желтых одеяниях, делая их подобными пламени. Кратер из огня, и на дне – небольшой мраморный круг.

Над кругом нависает перевернутый шатер из белого камня, увенчанный хрустальной иглой, на ее конце – кольцо светлого металла, то самое, о котором я рассказывал Юсто. К нему привязывают рабов во время казни веревкой.

Навстречу игле поднимается мраморный цилиндр с плоской вершиной. Словно древесный пень. Он покрыт белой салфеткой. Я подхожу и выкладываю на него Знаки власти, постоянные, те, что поставлю Юсто сейчас: и для сосков, и для ануса.

По другую сторону цилиндра, в круге, находится нечто, напоминающее кресло, низкое, высеченное непосредственно в камне, с гладкой покатой спинкой. Рядом с креслом, на такой же салфетке, лежит инструмент, напоминающий клещи, но с тонко заточенными краями. Он сделан из того же блестящего металла, что и кольцо.