Маркиз де Боливар - [38]

- Почему бы нет! - упрямо повторила она, вскинув головку.

- Ну, то, что вы чувствуете к нашему старику, нельзя назвать любовью, - спокойно разъяснил Донон. - Подлинное чувство любви - это нечто другое, чего вы еще, верно, и не знаете. Любовь - это тайна. Вот сегодня ночью я или кто другой - жду вас, дрожа от нетерпения, изнывая от жажды, считая минуты, отделяющие меня от вас. И когда вы тайно, замирая от страха, крадетесь ко мне - тогда, может быть, вам откроется любовь как нечто новое и особенное, не пережитое ни разу в жизни!

Начинало смеркаться, и я не мог хорошо разглядеть выражение глаз Монхиты. Но голос ее прозвучал ясно, громко и чуточку насмешливо.

- Правда! Вы меня почти убедили. Мне уже почти любопытно узнать такую любовь, которую вы мне описали, - ново и незнакомо! Но, к несчастью, я обещала моему любимому верность!

Внезапный оборот ее мыслей и лукавая насмешка в голосе могли еще пробудить наше недоверие к ней. Но мы все были чересчур нетерпеливы и распалены желанием, чтобы обратить на это внимание.

- Да вы не должны блюсти это обещание, - вскричал Донон, - ведь вы дали его, не любя, человеку, которому считаете себя обязанной за его услуги вам и отцу!

Дон Рамон зажег у себя восковую свечку, и узкая полоска света проникла через полуоткрытую дверь в комнату.

- Ну, если все, что вы сказали, - правда и не должно держать слова, данного нелюбимому, то я не возражаю и обещаю вам прийти...

Голос ее стал еще более надменным и насмешливым, но лицо осталось задумчивым, серьезным - даже печальным.

- Вот это разумно сказано! - восхитился Брокендорф. - И когда же, прекрасная Монхита, мы сможем с вами встретиться?

- Сегодня после вечерни, то есть, думаю, около девяти часов вечера я приду...

- И кто из нас будет счастливым? - нажал на нее Эглофштейн, уже поглядывая с ревнивой завистью на Брокендорфа, Донона и меня.

Монхита внимательно посмотрела на каждого из нас. Дольше всех - на меня. И мне в этот миг показалось, будто мои и ее восемнадцать лет притягивают нас друг к другу.

Но потом она покачала головой.

- Раз уж я и не знаю и едва могу понять, какое это новое и особенное чувство любви, наслаждение которым вы мне обещаете, то для меня и невозможно сразу решить, в чьих руках я пройду эту школу! Давайте встретимся - в монастыре Сан-Даниэль!

Она отворила дверь и крикнула в мастерскую, что хватит работать, еда давно ждет на столе.

Дон Рамон и натурщики вылезли из-за "Погребения Христа". Но художник казался недовольным своей работой.

- Этот мой Иосиф - совершенное ничтожество, что в позиции тела, что в выражении лица... - вздохнул он.

- Вы могли бы придать ему и лучший вид, - обидчиво заметил молодой натурщик, одергивая короткие рукава.

- Но у него очень естественная поза! - утешила иерусалимская дама его и художника.

Брокендорф не преминул вставить и свое замечание.

- Много лиц на картинах, а все разные! - заключил он глубокомысленным тоном.

- Это потому, что каждое я пишу с натуры! - пояснил дон Рамон. - Есть плохие живописцы, которые сразу берут за образец готовые картины других мастеров. Если вы хотите купить картину - это будет стоить сорок реалов. Заметьте, это - многофигурная картина. За ту же цену могу продать две маленьких, как будет вам угодно...

- Давайте сюда картины! - расщедрился Брокендорф, весьма довольный удачным исходом приключения. - И чем больше - тем лучше!

Он вытащил из кармана два золотых луидора, о существовании которых помалкивал, поскольку задолжал за карточный проигрыш. Дон Рамон забрал золото и дал ему святого воина и мученика Ахатия и флорентийского субдиакона Зиновия.

А мы уговорились с Монхитой сойтись в девять у ворот Сан-Даниэля. И пошли в гостиницу выпить вина и поужинать. Все были в веселом настроении, а Брокендорф от радости готов был ходить на голове. Он напугал старуху-хозяйку, насвистывая, как дикий гусь, уволок - и далеко! - лестницу от голубятни на улице Сан-Херонимо, и зазвал нас в лавку горшечницы, которую он вовсе не знал, и задал ей для развлечения вопрос: почему она обманывала своего мужа на прошлой неделе с хромым писарем из магистрата...

Глава XI. ГИМН ТАЛАВЕРЫ

Монастырь Сан-Даниэль, от которого получила свое название улица Кармелитов, мы использовали как пороховой склад и мастерские. Монахи, члены ордена Необутых Кармелитов, давно уже - до нашего прихода - покинули здание, чтобы уйти сражаться в отрядах полковника Дубильная Бочка или майора Эмперсипадо против нас. В дормитории, в кельях старших монахов, в коридорах и большом зале с колоннами изо дня в день работали наши гренадеры и солдаты полка "Наследный принц", снаряжая зажигательные бомбы и гранаты. Внутри крипты, где Брокендорф собирался провести ночь (мы все дежурили там по разу в неделю), были свалены пустые пороховые мешки, ящики с гвоздями, топоры, молотки, кирки и лопаты, запалы, доски для ящиков, связки соломы и пестрые глиняные трубки гренадеров; меловыми чертами были размечены границы ротных хозяйств, которыми ведали капралы. Стены крипты были покрыты полувыцветшими фресками: осмеяние Самсона, поражение гиганта Голиафа, причем воину-пастуху Давиду кто-то из гренадеров, нарисовав ему бакенбарды и густые усы, придал облик важного тамбур-мажора нашего полка. Над дверями висел в резной позолоченной раме образ незнакомого нам монаха с епископским большим крестом на груди.