Марийский лесоповал: Врачом за колючей проволокой - [53]

Первая мысль была поднять руки, но они решили испытать судьбу и продолжали бежать навстречу свободе, подальше от решеток и лагерей.

Раздалось два выстрела, видимо, предупредительных, а затем уже целая очередь. Вася почувствовал вдруг боль в ноге, повернулся и увидел злые глаза собаки, которая рвала штанину. Он попытался оторваться от собаки, ударил ее ногой, но жгучая боль немного выше правого соска заставила его остановиться. На рубашке появилось мокрое красное пятно, и он почувствовал, как струйки крови потекли по груди. Перед глазами стало темно, и во рту появилась кровь. Он пошатнулся и снова почувствовал удары в нескольких местах сразу. Вася присел, пальцы судорожно схватили веточки кустарника, а затем разжались. Он еще раз сделал глубокий вдох, и на этом наступил конец. Он приобрел «полную свободу».

Саша бежал сверх сил, но острая боль в правом боку свалила его. Одновременно в него вцепилась собака. Перед глазами он увидел снова решетки и вдруг Галю — и потерял сознание.

— Вот и вся история,— закончил свой рассказ бывший учитель,— можете верить или не верить, но в ней ничего не выдумано.

— А откуда вам известны такие детали, как история с Галей и Тамарой или последние минуты жизни Саши и Васи,— поинтересовался я.

— Отвечу сначала на последний вопрос. Убит был только Вася, а Саша остался жив. Как их преследовали, об этом подробно рассказывали наши стрелки, и знают об этом многие. То, что Саша вспомнил Галю перед тем как потерять сознание, это, конечно, лишь мое предположение. Дело в том, что он ее действительно любил и даже хотел на ней жениться. Он объяснил свой поступок тем, что был сильно пьян, а Галя отказала ему, и родители были против. Я вам уже говорил, что был с Сашей хорошо знаком и однажды, когда мы с ним выпивали довольно основательно, он разоткровенничался и рассказал подробно о своей жизни. Не знаю, может быть, он что-то и прибавил, но в основном все было так, как я вам рассказывал.

Этап. Кузьмино

Мне было не совсем понятно, почему меня вообще привезли в Козьмодемьянск, так как деревня Кузьмине, где находилась ИТК № 1, расположена на другой стороне Волги, точнее, на левом берегу Ветлуги.

Сокамерники объяснили мне, что формируется этап, и когда он будет готов, тогда меня с ним отправят в колонию. Из-за меня одного конвоиров беспокоить не будут.

Ждать пришлось всего три дня. В первую декаду ноября небольшая колонна примерно из тридцати плохо одетых людей, нагруженных мешками, торбами и сундучками, в сопровождении конвоиров спустились вниз по улице в сторону реки. Стало еще холодней, и по Волге уже плавали льдины. Вместе с нами на паром погрузили еще телегу, предназначенную для конвоиров, в которую была запряжена лошадь-доходяга.

Начальник конвоя, пожилой мариец с простоватым, морщинистым и, как мне показалось, почти добродушным лицом, остановил колонну около коротнинской церкви и прочитал нам «молитву»: — Заключенные! Не растягиваться, не выходить из строя! Шаг влево, шаг вправо считается за побег! Не отставать! Конвой применит оружие без предупреждения! Ясно?

— Ясно,— ответили зэки нестройным хором.

До Кузьмине километров 80—85, которые мы должны были преодолеть за три дня. Идти было нелегко. В одной руке я нес довольно тяжелый фанерный чемодан с медицинскими книгами, в другой вещевой мешок. Несмотря на холод я вскоре довольно основательно взмок и лишь с трудом успевал за остальными, которые, в основном, шли почти налегке.

Часа через три, видя мои мучения, один из конвоиров разрешил мне положить чемодан на телегу. Сразу стало легче.

Миновав несколько марийских деревень, дорога дальше шла через глухой сосновый лес. Каждые полтора часа делали короткий привал, чтобы отдохнуть и закусить. Всем дали стандартный сухой паек — хлеб и воблу.

В темноте, пройдя около семи часов, мы добрались до первой нашей цели — деревни Юркино. Я увидел в темноте широкую неровную улицу, слева и справа от которой стояли добротные избы. Кое-где еще горели керосиновые лампы и дымились трубы.

Изба, в которой мы остановились, принадлежала пожилому начальнику конвоя Петру Самотаеву. Изба состояла из жилой части, сеней и клети. Жилая часть представляла собой большую, просторную комнату, около стен которой стояли скамейки, а в середине — небольшой стол. Хозяин велел жене поставить самовар, чтобы мы немного согрелись после долгого пути, а сам в это время свернул себе козью ножку.

Все мы были очень уставшие и, выпив по стакану горячей воды, заваренной шиповником, улеглись спать на полу. Мне досталось место под столом.

Добрый конвоир

Утром я решил подойти к начальнику конвоя, у которого хранились наши личные дела.

— Гражданин начальник,— обратился я к нему как можно вежливее и не без умысла подчеркивая свою профессию,— я в качестве врача направлен в Первую колонию, и в связи с этим у меня к вам небольшая просьба.

— Просьба? Какая? — конвоир сделал удивленное лицо.

— Дело вот в чем, когда я приехал в Козьмодемьянскую тюрьму, у меня во время обыска отобрали небольшую фотокарточку жены. Эту фотографию она мне прислала в колонию, и никто не считал это противозаконным. Очень прошу вас, верните мне, пожалуйста, эту фотографию.