Марийский лесоповал: Врачом за колючей проволокой - [37]

Шрифт
Интервал

— Вы не до конца ответили на мой вопрос,— на этот раз девушка лукаво улыбалась.

— Я вас понял. Мне кажется, что вы человек, с которым можно поделиться своими переживаниями. Боюсь лишь одного...

— А чего боитесь? — прервала она меня.

— Что вам скучно со мной, что мои разговоры вас совершенно не интересуют, и вы лишь ради приличия слушаете меня.— Ответ на этот вопрос должен был решить все мои сомнения, и я с бьющимся от волнения сердцем ожидал его.

Девушка на секунду задумалась, так как прекрасно поняла, что я от нее хотел.

— Напрасно вы так думаете,— ответила она серьезно.— Я бы не задерживалась здесь в амбулатории, если бы мне было скучно.

— Я очень рад.

Валентина сидела напротив меня, а руки ее лежали совсем близко на столе. Словно невзначай я положил свою правую руку рядом, а потом приблизил ее, пока она не коснулась руки девушки. Валя не отодвинула ее. Тогда я очень нежно погладил ее. Девушка слегка покраснела, но не отреагировала, словно ничего не случилось. Первая маленькая победа была достигнута. А может быть, это вовсе и не было победой? Может быть, Валентина просто не хотела огорчать меня и портить отношения?

Открыто выразить свои чувства я не хотел, и это можно было делать лишь в том случае, если у меня появится абсолютная уверенность, что она разделяет их. Унизительно работать с человеком, который знает, что ты его любишь, но на это он не отвечает. По этой причине я решил действовать очень осторожно. Но одно обстоятельство было не в мою пользу и вызывало у меня неуверенность в успехе. Валентине Федоровне, как вольнонаемной, запрещался любой контакт с заключенными, даже самый безобидный. Последствия могли быть самыми серьезными, вплоть до снятия с работы и отдачи под суд.

И если Валентина действительно испытывает ко мне теплые чувства, то это еще ничего не значит. Требовались большая любовь и большое мужество, чтобы идти со мной на сближение. А были ли эти качества у моего шефа, я не знал.

Вполне естественно, что никто не должен был знать о наших взаимоотношениях, но скрывать свои чувства от посторонних очень внимательных глаз чрезвычайно трудно.

Я продолжал выяснять какие чувства испытывает Валя ко мне, применяя маленькие хитрости: задерживал ее после приема в амбулатории, гладил ее руки, садился так, чтобы наши колени коснулись, смотрел на нее красноречиво...

Постепенно я пришел к выводу, что и девушка меня любит. Однажды после приема родов, а это бывает как правило ночью, она мыла руки, а я стоял сзади нее совсем близко, ожидая свою очередь. Явственно чувствовал своеобразный аромат ее волос и словно невзначай коснулся их своими губами. Девушка повернулась ко мне молча, опуская глаза. Тогда я обнял ее. В тот вечер мы много целовались.

Я был счастлив. С этого дня мы перешли на «ты», что было далеко не просто, так как при людях мы должны были вновь переходить на «вы», а я к тому же должен был звать свою любовь по имени и отчеству. Не раз и не два мы забывали эту предосторожность и тогда лишь с большим трудом выходили из этого щекотливого положения.

Мне было очень трудно сдерживать свои чувства, в отличие от Вали, у которой, видимо, были артистические способности. Обращаясь ко мне при посторонних, она умела сделать такое равнодушное лицо и говорила на таком сухом и официальном языке, что я, нередко, начинал сомневаться в ее чувствах.

Единственным человеком, который был посвящен в нашу тайну, была сестра-хозяйка Маруся. Валя делилась с ней. Ко мне Маруся относилась с большим сочувствием и всегда утешала меня, когда я выражал свою тревогу.

— Не беспокойтесь,— успокаивала она меня,— можете быть уверены, она любит вас.

Вполне естественно, что я всегда старался быть с Валей, и в этом отношении далеко не всякий раз соблюдал осторожность, что вызывало у нее вполне понятное беспокойство.

Однажды она сказала мне:

— Генри, нам надо быть осторожнее. Мне кажется, что кое-кто уже догадывается о наших отношениях.

— А что ты предлагаешь?

— Даже не знаю,— девушка задумалась.— Пожалуй лучше всего, если ты начнешь ухаживать за другой девушкой.

— За другой девушкой? — Я был удивлен.— Зачем? Я же люблю тебя. Как я могу отказаться от тебя?

— Ты меня не понял. Я просто предлагаю тебе ухаживать за кем-нибудь для отвода глаз. То есть не серьезно.

— А за кем я должен по-твоему ухаживать?

Валя сделала короткую паузу, словно перебирая в памяти девушек, которые могли меня заинтересовать.

— Ну, например, за Галей Вязниковой.

Это была очень симпатичная и славная, плотно сложенная, немного курносая девушка, небольшого роста, с чудесными, длинными волосами цвета льна и голубыми глазами. Она мне нравилась, и если бы не Валя, то наверное, я ухаживал бы за ней, но уже по-настоящему. Я задумался. Это могла быть игра с огнем.

— Ну как? — Валя взглянула на меня с любопытством.

— Просто не знаю, что тебе сказать и кроме того неизвестно, как она будет реагировать.

— Как она будет реагировать на знакомство с тобой? Думаю положительно.

— Ты так уверена?

— Уверена. На тебя смотрят многие девушки. Это мне хорошо известно. Пойми, Генри, ты должен это сделать.

— Ну что же, если другого выхода нет — попробую.


Рекомендуем почитать
Кампанелла

Книга рассказывает об ученом, поэте и борце за освобождение Италии Томмазо Кампанелле. Выступая против схоластики, он еще в юности привлек к себе внимание инквизиторов. У него выкрадывают рукописи, несколько раз его арестовывают, подолгу держат в темницах. Побег из тюрьмы заканчивается неудачей.Выйдя на свободу, Кампанелла готовит в Калабрии восстание против испанцев. Он мечтает провозгласить республику, где не будет частной собственности, и все люди заживут общиной. Изменники выдают его планы властям. И снова тюрьма. Искалеченный пыткой Томмазо, тайком от надзирателей, пишет "Город Солнца".


Об искусстве. Том 2 (Русское советское искусство)

Второй том настоящего издания посвящен дореволюционному русскому и советскому, главным образом изобразительному, искусству. Статьи содержат характеристику художественных течений и объединений, творчества многих художников первой трети XX века, описание и критическую оценку их произведений. В книге освещаются также принципы политики Советской власти в области социалистической культуры, одним из активных создателей которой был А. В. Луначарский.


Василий Алексеевич Маклаков. Политик, юрист, человек

Очерк об известном адвокате и политическом деятеле дореволюционной России. 10 мая 1869, Москва — 15 июня 1957, Баден, Швейцария — российский адвокат, политический деятель. Член Государственной думы II,III и IV созывов, эмигрант. .


Хроника воздушной войны: Стратегия и тактика, 1939–1945

Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.