Марийский лесоповал: Врачом за колючей проволокой - [31]

Может быть и эта розовощекая девушка, которая везла меня сейчас в Шушеры, одна из его жертв. Быть возницей в колонии — престижная должность, которую далеко не просто получить.

Возница почти как вольная, и если ее деревня не очень далеко от колонии, поехать туда в гости не слишком сложно. Нарядчик (а может и кто-то из «вольных») имеет право направлять ее туда под каким-нибудь предлогом. Конечно, если плата за это будет «натурой».

Неизвестность всегда немного пугает. А может быть в Шушерах меня снова, как в Ошле, направят на «общие», на лесоповал или еще куда-нибудь. А важнее всего — кто будет моим начальником. От этого очень много зависело. Хороший начальник — это то же самое, что крепкий щит для воина.

— А далеко до Шушер? — спросил я девушку.

— От Ошлы, наверно, километров 30—35.

Пока мы ехали, у меня было достаточно времени для размышлений. Итак, меня снова перебросили на новое место и, конечно, не спрашивая моего согласия. Мы были здесь, во всех отношениях, как рабы.

Когда негров отправляли из Африки в Америку, они были втиснуты в трюмы кораблей, как сельди в бочки, и далеко не все добирались до места назначения живыми.

Нас, зэков, везли в телячьих вагонах и трюмах пароходов и барж в такой же тесноте, давая кусок хлеба, соленую рыбу и холодную воду. В дороге умирал не один десяток заключенных.

Так же как негров, нас осматривали, словно скот, щупали мышцы и по ягодицам определяли категории труда.

На лесоповалы и на стройку дорог отправляли не только рабочих и колхозников, но и людей умственного труда: писателей, художников, музыкантов, ученых, которые никогда не держали в руках пилу или лопату. Зимой, по глубокому снегу, они ходили в полуботинках или в обуви на «деревянном ходу», в демисезонных пальто и единственное, что им выдавали (кроме «эрзацобуви») были рукавицы.

За 600—700 граммов хлеба (если выполняли норму), жидкую баланду и две ложки каши они должны были вкалывать по десять часов и более в день, да еще в любую погоду[2].

Но не только это было тяжело переносить. Если ты был на престижной работе, то словно Дамоклов меч над головой, постоянно мучил страх лишиться своего теплого места, быть отправленным на «общие» или попасть в очередной этап.

Не легче было терять друзей, из которых одни попадали в дальние лагеря, а другие, не выдержав жизненных тягот, погибали.

Меня спасла моя специальность, хотя побывал я и на «общих» и не однажды был доходягой.

Сейчас меня направляли в качестве врача во вторую колонию, но никто не давал гарантии, что сначала не пошлют на лесоповал. А на лесоповале, тем более в такое время года, можно «дойти» за короткий срок. Было над чем задуматься.

В Шушерах

Ехали не спеша, часа четыре или пять, пока добрались до цели. Издали я увидел среди разбросанных мощных дубов небольшой поселок и «зону». Вблизи виднелся берег Большой Кокшаги.

Конвоир проснулся. Снова схватился за кобуру и поправил ремень.

— Приехали,— сказал он простуженным голосом.

— Вижу.

Девушка взглянула на меня с сожалением и шепнула: — Я буду сегодня в женском бараке, где бесконвойные.

— Спасибо,— ответил я и сжал ей руку.

Я ее понял. И ей, молодой и здоровой девушке, хотелось ласки и сочувствия. Но мысли мои были заняты другими проблемами.

На вахте, как положено, просмотрели внимательно мое личное дело, а затем познакомились с содержанием чемодана и вещевого мешка.

— Идите в санчасть к Осиповой! — приказал дежурный.

— А кто такая Осипова?

— Валентина Федоровна? Начальник санчасти.

Интересно, подумал я, какая она? Пожилая или молодая? Привлекательная или нет?

ИТК № 2 (Шушеры), расположенная на правом берегу Большой Кок-шаги, была организована в феврале 1945 г. для содержания заключенных III—IV категории (т.е. ослабленных) с контингентом до 500 человек. До этого колония находилась в поселке Красный мост. Колония в Шушерах долгое время не имела зоны ограждения, а жилые бараки заключенных находились на территории населенного пункта. Отсутствовала всякая изоляция от местного населения. В момент моего приезда все эти недостатки уже были устранены.

Зона мало отичалась от той, в Ошле. Жилые бараки, мастерские, столовая, баня... Такие же низкие, серью и неприветливые здания.

Санчасть занимала довольно большое деревянное строение. Здесь одновременно размещались амбулатория и стационар.

Я поднялся по ступеням и открыл дверь. Санитарка в белом халате вышла мне навстречу и удивленно спросила:

— Вы к кому?

— К Осиповой.

— Тогда идите туда! — она показала рукой на приоткрытую дверь. В комнате, видимо, приемной, сидела молодая девушка спиной ко мне. Я поздоровался. Девушка обернулась, и я чуть не лишился дара речи от удивления.

Это была та самая девушка, которая не так давно приходила в Ошлу в амбулаторию и вызвала в моей душе такое смятение.

— Неужели это вы?

— Да, доктор, это я. Но сначала здравствуйте. Рада, что вас прислали сюда на помощь. Одной очень трудно.

Она протянула мне руку, и я ее держал несколько дольше положенного, но мой шеф этого, видимо, не заметила.

— Но сначала, доктор, вас надо устроить. Будете жить в бараке для работников ИТР и обслуги. Сейчас скажу сестре-хозяйке Марусе, чтобы она вам приготовила белье.