Мария - [84]

Глава LIX …Сверкающая под последними лучами солнца Дагуа…

Когда мы сели за стол, я предупредил Д., что хочу если возможно, сегодня же отправиться дальше, и просил его устроить все, что для этого требуется. Он посоветовался с Лоренсо, тот сразу же сказал, что мулы в поселке найдутся, а ночь стоит лунная. Я велел без промедления готовиться в путь. Увидев, как решительно я настроен, Д. не стал возражать.

Вскоре Лоренсо принес для меня сбрую и шепнул, что и он рад не оставаться на ночь в Хунтасе.

Распорядившись, чтобы Д. оплатил доставку моего багажа до Хунтаса и отправил его дальше, мы распрощались с ним и оседлали крепких мулов. Сопровождающий нас парень сел на третьего мула – с переброшенными через седельную луку переметными сумами, где лежали мои дорожные вещи и припасы, которыми снабдил нас радушный хозяин.

Когда мы одолели половину подъема на Пуэрту, солнце уже начало садиться. Временами мой мул останавливался передохнуть; я любовался оставшейся внизу глубокой тесниной и с наслаждением вдыхал живительный горный воздух. Далеко в лощине можно было разглядеть серые соломенные крыши Хунтаса; сверкающая под последними лучами солнца Дагуа обегала с двух сторон островок с поселком, потом, стремительно бросившись вперед, скрывалась в излучине возле Кредо и снова блистала вдали у берегов Сомбрерильо.

Впервые после отъезда из Лондона я почувствовал, что теперь наконец в моих силах сократить расстояние, отделяющее меня от Марии. Уверенный, что в течение двух дней можно завершить путь, я готов был загнать четырех мулов, но добиться своего. Лоренсо, по опыту знавший, чем кончаются подобные подвиги на подобных дорогах, пытался заставить меня умерить шаг и под предлогом, впрочем, справедливым, что проводником должен быть он, на последних подступах к перевалу поехал впереди.

Когда мы добрались до Ормигеро, только луна освещала нашу тропу. Я натянул поводья, потому что Лоренсо спешился перед ближним домом, растревожив при этом всех соседских собак. Опершись о шею моего мула, он спросил, улыбаясь:

– Хотите, переночуем тут? Хозяева – славные люди, и корм для мулов найдется.

– Не ленись, – отвечал я, – спать мне совершенно не хочется, а мулы еще бодрые.

– А вы не торопитесь, – возразил он, поддерживая мне стремя. – Я хочу только дать им немного освежиться, а не то как бы не задохнулись. Хусто направляется в Хунтас, – продолжал он, снимая подпругу с моего мула, – тот парень, которого мы встретили в Пуэрте, сказал, что этой ночью Хусто сделает привал в Санта-Ане, если не успеет дойти до Охаса. Где встретим его, там и выпьем шоколаду да часок поспим. Согласны?

– Конечно. Только завтра к вечеру мы должны быть в Кали.

– Вряд ли – около семи мы попадем в Сан-Франсиско, но только если будете ехать следом за мной, а не то дай бог добраться до Сан-Антонио.

Разговаривая, он протер хребты мулов анисовой водкой. Затем высек огонь, закурил сигару, разбранил парнишку с вьюками, который отстал от нас якобы из-за того, что его мул «очень тупой», и мы отправились дальше, напутствуемые лаем дворовых шавок.

Хотя дорога была хорошая, вернее, сухая, мы добрались до Охаса только после десяти. На плато, венчающем перевал, белела палатка. Лоренсо, вглядевшись в мулов, что паслись по краям тропы, сказал:

– Вот он, Хусто. А вон бродят Тамбореро и Фронтино, они никогда не убегают.

– А это чьи мулы?

– Да мои.

Глубокое безмолвие царило вокруг стоянки. Свежий ветер пробегал по тростниковым зарослям на склонах и порой раздувал угасающие угли в двух кострах, разложенных рядом с палаткой. У одного костра, свернувшись клубком, спал черный пес; почуяв наше приближение, он зарычал, а признав во мне чужака, громко залаял.

– Слава деве Марии! – произнес Лоренсо приветствие, обычное среди погонщиков при встрече на месте ночлега. – Молчать, Бородач! – крикнул он собаке, слезая с седла.

Высокий стройный мулат вышел к нам, пробравшись между тюков табака, наваленных вдоль скатов палатки, там, где они не доходили до земли. Это и оказался старший погонщик Хусто. На нем была парусиновая рубаха, притязающая на сходство с короткой курткой, и широкие штаны, голова покрыта стянутым на затылке платком.

– Привет, ньор Лоренсо, – сказал он, узнав хозяина. – А это уж не сеньорито ли Эфраин?

Мы ответили на приветствие, Лоренсо – дружеским ударом по плечу и каким-то острым словцом, я, несмотря на усталость, как мог любезнее.

– Слезайте с мулов, – продолжая погонщик. – Они, наверное, устали.

– Это твои мулы устали, – отвечал Лоренсо, – ползают, как муравьи.

– Сами увидите, нисколечко. А что это вы тут делаете в такой поздний час?

– Едем своей дорогой, пока ты храпишь. Хватит болтать, вели-ка раздуть угли, будем шоколад варить.

Вслед за Хусто, который принялся раздувать огонь, проснулись и другие погонщики. Хусто зажег огарок свечи и, пристроив его в дупле дерева, расстелил для меня на земле большую чистую шкуру.

– А вы куда сейчас направляетесь? – спросил он у Лоренсо, который вытаскивал из сумы наши припасы в добавление к шоколаду.

– В Санта-Ану, – отвечал тот. – Как мулицы? Сын Гарсии сказал мне в Хунтасе, что Росилъя у тебя притомилась.