Марионетки в ящике - [6]

– Чего? – тут Козетта по-настоящему удивилась. – Какой ещё колледж?

– А что же это? – выдохнул новенький.

– Честно? – спросила Козетта. И, понизив голос, таинственным шёпотом ответила: – Не знаю.

А гренок-то уже остыл. Девушка, вздохнув, поскорее затолкала его в рот и запила чаем. Нет, всё равно вкусно.

– Как не знаете?! – взвыл этот заполошный субъект. – Мне нужно попасть в мой колледж!

– А мне нужно было попасть в гости к друзьям. А тебе? – спросила Козетта у азиатки.

– В частный дом на работу. – Как всегда, японская эмигрантка обошлась без подробностей.

– А попали мы сюда, – объяснила Козетта. – Добро пожаловать, Бенедикт Лиховски. Чаю?

– Какого ещё чаю? Я должен! Мне надо!

Похоже, успокаиваться этот истерик не собирался. Но Козетте не было до него дела. Она взяла ещё один гренок и полила его мёдом. Подцепила двузубой вилочкой дольку лимона и плюхнула её в чай.

Некоторое время девушка с интересом наблюдала, как паренёк носится по комнате, выкрикивает какую-то чушь и даже пытается рвать на себе волосы. Ну просто цирк шапито.

Но тут с прогулки вернулся Куница и прервал весёлое представление.

– Стоять! – рыкнул он. – Ты ещё кто такой?

Неудавшийся студент колледжа замер и уставился на Куницу. Ну, оно и понятно: Куница выразительный тип, как ни посмотри. Волосы длинные, чёрные, кожа медная, лицо узкое, нос с горбинкой, глаза с прищуром. Козетта сама на него потихоньку любовалась.

Поскольку парень утратил дар речи, отвечать за него пришлось Козетте.

– Это Бенедикт Лиховски, – объяснила она, – ехал в какой-то мужской литературный колледж, но не доехал. Бенедикт, ты ведь хотел мальчика? Ну вот тебе и мальчик.

– Понятно, – вздохнул Куница, – нас становится больше. Ты, конечно, ничего не понимаешь, Бенедикт?

– Меня зовут Бен, – тихо ответил парень, – и я ничего не понимаю. Где мы? Кто вы все такие?

– Садись, – Куница положил на пол свой рюкзак, присел на стул, и Козетта встала, чтобы налить ему чаю, – сейчас всё расскажу. Кстати, меня зовут Куница, но это, конечно, прозвище. Это Козетта, это Сора, экономку зовут Доротея. Имени девочки мы не знаем, так как она немая.

– Немая? – переспросил Бен.

– Ну да. А что? – поднял одну бровь Куница.

Бен хотел что-то сказать, но покачал головой. Куница продолжил рассказ:

– Что касается меня, то я ехал в молодёжный лагерь скаутов. Местоположение лагеря было обозначено на карте, которую я получил в письме. С тобой было так же? Ну вот. У девушек, в общем, такая же история. Я приехал сюда позавчера утром, в доме были только Доротея и ребёнок. Потом среди ночи пришла Козетта, вчера днём появилась Сора. Теперь вот ты. Если честно, мы все понятия не имеем, где находимся.

– А Доротея? – ошеломлённо спросил Бен. – Она что-нибудь говорит?

– Только то, что мы должны дождаться её хозяина.

– И вы ждёте?

– А почему нет?

Бенедикт растерянно обвёл глазами лица всех собравшихся. Козетте даже стало его жалко, настолько он расклеился, бедный.

– Да садись ты уже завтракать, – примирительным тоном сказала она, – мы тут все такие же, как ты. Я вообще пешком шла через лес посреди ночи, так торопилась к своим друзьям. А это явно не их дом. И не колледж. И не лагерь скаутов. И не место работы. Но если не брать это в расчёт, то всё нормально и все свои. Садись.

И Бен сел. Взгляд у него по-прежнему был дикий, руки тряслись, но чашку чая он взял и даже сделал глоток. Потом снова подпрыгнул. Вот же не сидится ему на месте!

– А как же… а как же… папка? – Заикаясь, выдохнул он.

И тут в комнате повисла тишина. Такая тишина, что стало слышно дыхание пятерых собравшихся в ней людей. Куница нахмурился, Сора крепче прижала к себе куклу, малявка перестала ковыряться в тарелке с хлопьями, а Козетта прикусила язык.

– Какая папка? – вкрадчиво поинтересовалась она.

– С письмом и с… с правилами. И с обвинением в убийстве. Это какая-то глупая шутка, да?

Тишина стала ещё звонче. Вчера они об этом между собой не говорили. Конечно, Козетта была уверена, что не она одна получила такое письмо, и всё-таки предпочла держать рот на замке. Видимо, остальные решили так же.

И вот настала минута откровенности. Все переглядывались и все молчали. Никто не решался заговорить первым.

– Это полнейший абсурд, я никого не убивал! – выкрикнул Бен. – И я не понимаю таких шуток! Если это сделал кто-то из вас, то его поступок… просто… глупость, низость и подлость!

– А чего ты так раскричался? – тихо спросила Козетта. – Или совесть не чиста?

– Козетта, прекрати. – Куница сверкнул глазами, и девушка замолчала. – Я тоже считаю, что так шутить нельзя. Успокойся, Бен, я не думаю, что это сделал кто-то из нас.

– Ты про письмо или про убийство? – Козетта подняла одну бровь.

– Про письмо. Хотя ни в чём нельзя быть уверенным. В конце концов, мы все только что познакомились.

– Вы как хотите, а я уже позавтракала! – выдержав некоторую паузу, объявила Козетта. – Если кто захочет меня убить, то я в своей комнате.

Она выпорхнула из-за стола и побежала наверх. Ей было и смешно, и любопытно, и немного жутко. Она не любила, когда истории начинаются таким образом. Жизнь вообще непредсказуема, это правда, но слишком уж абсурдное начало не сулило ничего хорошего.