Марионетки мироздания - [36]

- Как Он? - обеспокоенно спросил Бартон. - Ты будешь такая же большая, как Он?

Она звонко рассмеялась.

- Нет. Он живет во Вселенной, а я живу здесь. Вы этого не знали? Он отправил свою единственную дочь на Землю. Мой дом здесь.

- Значит, это ты привела меня сюда. И пропустила через барьер.

- Не только.

- Что ты имеешь в виду?

- Я отправила тебя отсюда перед Переменой. Я в ответе за твой спуск, за каждый поворот, сделанный твоим автомобилем. За покрышку, которую ты проколол, собираясь повернуть на Роанок.

Бартон скривился.

- Замена колеса отняла у меня два часа. До мастерских было далеко, а кроме того, что-то случилось еще и с домкратом. А потом было слишком поздно ехать дальше. Нам пришлось вернуться в Ричмонд и провести там ночь.

Снова раздался звонкий смех Армаити.

- Это было лучшее, что мне тогда пришло в голову. Я направляла тебя к долине и убрала барьер, чтобы ты мог въехать.

- А когда я попытался выбраться...

- Он был снова на месте. Он все время там, если кто-нибудь из них его не уберет. У Питера была способность преодолевать его, и у меня тоже, но Питер об этом не знал.

- Ты знала, что у Странников не получится. Знала, что их план реконструкции, их карты, схемы и модели никуда не годны?

- Да, знала еще до Перемены. - Голос Армаити звучал мягко. - Извини, Тэдди. Они годами работали в поте лица над своими планами и макетами, но дорога была только одна. Пока здесь был Ариман, перемирие продолжалось, и Ормузд принимал его условия...

- Пожалуй, этот город того не стоил, - прервал ее Бартон. - Он же был вам безразличен, правда?

- Не принимай это таким образом, - мягко сказала Армаити. - Это была лишь часть целого, но все-таки часть. Борьба охватывает огромное пространство, большее, чем ты можешь себе представить. Я сама не знаю, насколько далеко это простирается, это известно только им двоим. Миллгейт важен, о нем не забыли, однако нужно было...

- Нужно было дождаться своей очереди, - закончил Бартон. - Вот я и узнал, зачем явился сюда, - добавил он и улыбнулся. - Хорошо, что Питер одолжил мне свой фильтр, иначе я не смог бы представить себе фигуры Ормузда.

- Ты отлично справился со своей задачей, - сказала Армаити.

- И что теперь? Ормузд вернулся, он где-то там. Слой иллюзии расплывается. Что будет с тобой?

- Я не могу остаться, если ты это имеешь в виду, а мне сдается, так оно и есть. Бартон смущенно кашлянул.

- Однажды ты уже была в человеческом облике. Разве нельзя добавить к нему несколько лет, чтобы...

- Боюсь, что нет, Тэдди. Извини.

- Не называй меня Тэдди!

Армаити рассмеялась.

- Хорошо, мистер Бартон. - Она коснулась его ладони маленькими пальцами. - Вы готовы?

- Думаю, да. - Бартон поставил ее на землю и вместе с Кристофером сел рядом. - Что ты собираешься делать? Мы же не знаем твоего настоящего вида.

В ее звучном голосе появилась нотка печали и словно бы усталости.

- В свое время у меня было много обликов. Что бы вы ни придумали, это подойдет.

- Я готов, - буркнул Кристофер.

- Я тоже, - согласился Бартон.

Они сосредоточились, лица их напряглись, тела замерли. Щеки Кристофера стали фиолетовыми, а глаза едва не выскочили из орбит. Бартон не обращал на него внимания, концентрируя все оставшиеся у него силы.

Поначалу ничего не происходило. Бартон сделал несколько быстрых, глубоких вдохов и начал снова. Картина перед его глазами - Кристофер и десятисантиметровый голем - заволновалась и начала размываться. Постепенно, почти незаметно, процесс начался.

Может, воображение Кристофера было сильнее его, а может, у него было больше опыта и времени на обдумывание. Во всяком случае то, что появлялось между ними, потрясло Бартона. Она была невероятно прекрасна. Он перестал сосредотачиваться и лунатически повел рукой.

Через мгновение она уже стояла между ними, упираясь руками в бедра и высоко подняв подбородок, а ее черные волосы каскадами падали на обнаженные белые руки. Гладкое тело сверкало в лучах утреннего солнца. У нее были огромные черные глаза и большие крепкие груди.

Бартон зажмурился, чувствуя энергию, переполнявшую все живое, необыкновенную энергию жизни, которая ритмично излучалась во всех направлениях.

Это был единственный миг, когда он ее видел - она покидала их. Еще звучал ее сочный мягкий смех, он еще чувствовал ее присутствие, но она быстро таяла, растворяясь в земле, деревьях, кустах и виноградных лозах. Словно река жизни, она быстро заструилась по ним. Бар-тон заморгал, потом протер глаза и зажмурился. Когда он вновь открыл глаза, ее уже не было.

Вечером Бартон медленно ехал на своем запыленном желтом "паккарде" по улицам Миллгейта. Он был в том же помятом костюме, но побрился, вымылся и отдохнул после потрясающей ночи. Чувствовал он себя довольно хорошо, если вспомнить, что ему пришлось пережить.

У парка он притормозил, почти остановившись, чувствуя удовлетворение, даже гордость. Парк был на месте, такой же как всегда - часть оригинального целого. После всех этих лет он вернулся, и Бартон приложил к этому руку.

Дети бегали по дорожкам, один сидел на краю фонтана, надевая ботинки. Тут и там стояли детские коляски, сидели несколько стариков, держа в карманах смятые газеты. Вид этих людей действовал на него лучше, чем древняя пушка и мачта с флагом.