Марина: Виверн - [37]

– Готова стать моей музой? – улыбнулся он, не скрывая отличного расположения духа. Сегодня ему позвонили агенты АКД и сообщили, что им удалось выделить ДНК из волоса, что нашли на полу в туалете в сгоревшей квартире. И ДНК не совпадало с ДНК владелицы квартиры и не проходило по базам данным. Это обнадеживало. Была большая вероятность того, что это был волос Виверн.

Марина проследила, как он повернул руль.

– Тебе идет эта машина и когда ты за рулем, – слова вырвались сами собой.

– Спасибо, – улыбнулся он, как довольный Чеширский кот.

– А где ты будешь меня… ммм… рисовать, – она прокрутила это слово на языке и засмущалась сильнее.

– У меня в квартире. Ты уже там была когда…

– Не надо вспоминать этот день. Мне до сих пор стыдно.

Дима не сдержал смешок.

– Мерседес еще не отдали на покраску…

– Хватит издеваться, – нахмурилась Марина, хотя глаза ее смеялись.

– Знаешь, я сегодня приготовил бутылочку Dom Pérignon3, но я теперь даже боюсь наливать тебе. Надо было купить детское шампанское, – его настроение росло. Он оторвался от дороги и посмотрел на пунцовую Марину. – Прости, не удержался подколоть тебя.

Марина надулась и отвернулась.

Молча, они доехали до его квартиры на Мытнинской набережной.

Дыхание перехватило.

Пол, горизонтальные поверхности были заставлены сотнями горящих свечей. Мягкий танцующий свет придавал помещению таинственности и интимности.

Марина застыла на пороге, не решаясь пройти дальше.

– Что же ты, – Дима, улыбаясь, стоял напротив нее. Он подал руку, – не заходишь?

Преодолевая волнение, она прикоснулась к его горячей ладони. По телу пробежался электрический разряд. Марина вздрогнула.

Она не могла поверить, что Дима сделал это все для нее. Обомлевшая она дала ему увести себя вглубь квартиры.

– Тебе нравится?

– Да, – выдохнула она. Они вошли в гостиную. Сотни свечей у камина, приготовленная кушетка и мольберт на треноге кричали о месте написания картины.

Дима с громким хлопком открыл шампанское.

– Знаешь, я заснуть не мог накануне, – разлил напиток по бокалам и подал один из бокалов Марине. – За наше официальное второе свидание.

– За второе свидание.

– Я сейчас приду. Располагайся.

Дима вышел из гостиной, а Марина обернулась к кушетке, обставленной свечами.

В огнях свечей Марине все казалось сновидением. Гостиная, обставленная как дворец девятнадцатого века, невольно переносила ее в фильм или роман. Марина подошла к консоли и, не удержавшись, дотронулась лепестков роз.

Краем глаза она заметила знакомые корешки книг. Обернувшись на дверь, Марина подошла к шкафу-библиотеке и вытянула книгу “Слабость человечества”, написанную Владыкой еще во времена, когда он преподавал и был уважаемым человеком.

Марина не ошиблась. Здесь были все книги Анирама Мортиса.

Вдруг она услышала звук и воровато отбежала от шкафа.

Сглотнув, она дернула замок платья, и трикотаж слетел с плеч, упав к ногам. Медленно за ним отправился лифчик.

Она растерялась и занервничала, пожалев, что пошла на поводу плана Дженкинса. Но обмотавшись шелковой простыней, подобно греческим богиням, она прилегла на кушетку.

Резкий выдох заставил ее обернуться. Дима ошарашено замер в проходе. Смущенно Марина отвернулась и спряталась под простыней с головой.

Аскендит взял себя в руки и, поставив набор акварели на подставку, приблизился к свертку на кушетке.

Он прикоснулся там, где должна была быть голова Марины.

– Я… Мне так стыдно, я просто подумала…

– Я даже мечтать не смел, – перебил ее Дима. Марина выглянула из своего укрытия. Пунцовая как рак, она встретилась с потемневшими глазами Димы и сглотнула. Он приблизился, и его влажные губы накрыли ее.

С трудом оторвавшись от Марины, он вскочил и понесся к мольберту. Она медленно открыла глаза.

– Откинься, – скомандовал Дима. Напряженно Марина прилегла. Простынь соскользнула и грудь оголилась. Рука дернулась, чтобы прикрыться.

– Оставь, прошу… – глухая хрипота выдала его волнение. Девушка сглотнула и, выдохнув, вернула руку на подушку.

Все это казалось ей дикостью, он одновременно возбуждало.

Дима схватил карандаш и сделал набросок. Его глаза, подобно руке, ощупывали лицо, шею, ключицу, руки, грудь, бедра, проглядывающие сквозь тонкую материю, ноги.

Он рисовал, а Марина с каждой минутой расслаблялась. Она раскрепощалась и уже следила, как он оглядывает грудь. Взгляд его темнел, наполняясь вожделением. Рука повторяла округлые штрихи соска, и Дима двигался дальше.

Марина закусила губу, чувствуя, как нарастало напряжение в воздухе. Он рисовал ее, а она запечатляла в памяти, как он прищуривается, проводя взглядом по ее телу, и как сосредотачивается на одной точке.

Он схватил кисть и все поменялось. Его движения стали быстрее. Взгляд серых, словно сталь, глаз блуждал по коже и складках ткани. Он остановился на лице и очень долго прорисовывал губы, а Марина все мечтала, чтобы он ее вновь поцеловал.

Дима вошел в какой-то странный транс. Он не подходил к мольберту больше двадцати лет. Прикоснуться к кистям, водить по холсту влажной акварелью было подобно разговору со старым другом, которого он давно потерял.

Дима шумно выдохнул, оказавшись в плену глаз Марины. Он прорисовывал ее радужки, погружаясь в темно-синие глубокие, как океан, глаза. Они были словно волнующееся море, отражающее пасмурное небо. В их глубине он видел вспышки золотых молний.