Марьина роща - [105]

Залился звонок.

— Знаешь что, Сережа, давай встретимся в следующем антракте, познакомишься с Аллой Николаевной. Ты один здесь? Где работаешь?

— Работаю… ну, в армии, словом. Здесь один. Хорошо, встретимся в фойе бельэтажа. Постой, как старые друзья? Встречаешь?

— Где там! Леша Талакин — большой человек, администратор, чем-то руководит, что-то строит; его хвалят и посылают на самые тяжелые дела. Петя Славкин во время войны попал в окружение, замучен гитлеровцами… О Жукове и Кутырине ничего не знаю… Да, помнишь Митьку-Идолище? Он не то на Сахалине, не то на Курильских островах. Женат на сестре Вани Кутырина… Вот пока вкратце. Увидимся, поговорим подробнее. Второй звонок. Бегу!..

Алла Николаевна, полнеющая блондинка, держалась с достоинством.

— Здравствуйте, Сергей Сергеевич, рада познакомиться. Муж много рассказывал о вас, все действие только и вспоминал свою молодость…

— Зачем же, Ваня, ты мешал супруге смотреть такую веселую пьесу?

— Что вы, Сергей Сергеевич, что тут веселого? Провинциальная пьеса, провинциальное исполнение. Ну, забавен Зельдин-шофер и старушка мамаша. Остальные на уровне областного театра.

— А мне нравится. Весело и поучительно. Я сам, знаете, провинциал.

— Вы обиделись?

— Нисколько. Ну, академик, твое мнение?

— Во-первых, не совсем академик, а во-вторых, мало понимаю в тонкостях драматургии. Довольно весело, и… смотреть, по-моему, можно… Так ты, говоришь, не в Москве? То-то мы ни разу не встречались в эти годы…

— В Москву я приезжал не раз в командировки, но подолгу не жил. Хотел посмотреть нашу добрую старую Марьину рощу. Как она? Как люди?

— Да я, собственно, Сережа, отошел от нее.

— Понимаю: академик, неудобно…

— Конечно, неудобно, — вмешалась Алла Николаевна. — Ведь ваша Марьина роща — сущая трущоба!

— Вот как?

— Позволь, позволь, дорогая, у всякого свои вкусы.

Если ты любишь Марьину рощу, Сережа, тебе бы с моим отцом повидаться.

— Он жив? Помню: чудесный человек!

— Оба живы: и мать, и отец. Вот он замечательный патриот рощи. Считает ее первым в Москве районом после Кремля. Я звал на новую квартиру — ни за что!

— Старческие фантазии! — фыркнула Алла Николаевна.

Полковник серьезно сказал:

— А я уважаю таких людей, Алла Николаевна. Будь в каждом районе, в каждом доме такие люди, мы бы лучше знали свое прошлое и больше ценили настоящее. Покойный Алексей Максимович Горький задумал и начал создавать полезное дело — историю фабрик и заводов. Его мысль можно продлить — создать историю городов, районов, даже отдельных домов, если они интересны. Почему бы тебе, академик, не заняться этим?

— Что ты, дорогой мой, я же не писатель, не журналист!.. Вообще говоря, мысль ценная… может быть… когда-нибудь…

— Ты родителей часто навещаешь?

— Раз в месяц, в два… Понимаешь, время по минутам рассчитано.

— Помогаешь?

— Разумеется. Ты хочешь сказать, что я плохой сын?

— Я хуже. У меня мать живет в Марьиной роще, а я ее несколько лет не видел.

— Почему?

— Не тянет. И я ей не особенно нужен. Посылаю ей деньги, ни разу не написала. У нее свои дела, муж моложе ее.

— Да-а… Так хочешь повидать моего отца?

— Очень.

— Только прошу вас, — вмешалась Алла Николаевна, — оденьтесь попроще и без орденов. А то старик начнет суетиться и нацеплять свою единственную медаль в память 800-летия Москвы.

— Значит, Сережа, давай так… Сегодня четверг… Нет, в воскресенье я не смогу… Вот, может быть, во вторник…

— Я уезжаю послезавтра.

— Вот как? Тогда позвони мне завтра. Вот запиши телефон. Я постараюсь выкроить время.

— Ваня, завтра вечером к нам придут, разве ты забыл?

— Ах, да… Но ты позвони, Сережа… Я не обещаю, но постараюсь. Записал телефон? Вот и хорошо. Кстати, после спектакля мы можем тебя подвезти, у нас своя машина. Алла Николаевна правит как заправский шофер.

— Нет, спасибо, я рядом, в гостинице ЦДСА.

— Ну, звони, Сережа, звони обязательно!

Сережа не позвонил. Впрочем, Иван Федорович, кажется, забыл о нем: столько дел, столько дел!

На прием к члену исполкома райсовета записалась седая старушка.

Подошла ее очередь. Старушка вошла в кабинет. Пожилая женщина говорила по телефону. Густые волосы с заметной проседью были заплетены в девичьи косы и уложены короной. Она внимательно слушала телефонную трубку, потом, не сердясь, но твердо сказала:

— Глупости говоришь. План изволь выполнить: спросим. С тебя лично спросим! — и положила трубку.

— Марфуша! — позвала старушка.

— Тетя Настя! — отозвалась женщина.

Хорошо иногда попросту, по-бабьи поплакать…

— Я понимаю, Марфуша, тебе время дорого, так я скоро-скоро… ты слушаешь меня?

— Как живешь, тетя Настя?

— Живу я хорошо, сын не забывает, деньги шлет да шлет. А куда мне столько одной-то?.. Вот я хочу что сказать, голубка моя: скучно мне. Леша хороший сын, да где он? Я уж писала ему; он отвечает: «Меня, мамаша, часто переводят с места на место, не по возрасту вам такая жизнь, а если не боитесь, милости просим»… Нет, отвечаю, верно ты говоришь — не по возрасту, а пришли ты ко мне дочку, хоть старшую, хоть вторую; будь покоен, человека выращу, в обиде не будешь. Отвечает: «Я бы, мамаша, с удовольствием, но девочкам надо учиться спокойно, а не ездить с места на место, да и жена против». Что же, я понимаю — мать!.. А он меня утешает: «Надеюсь, — пишет, — мамаша, что переведут меня в Москву, тогда заживем вместе». Только который год все надеется… А я не могу так, без пользы, на пенсии жить. Комната у меня хорошая. Я вот и пришла к тебе, голубка моя, просить: посели ты ко мне какую-нибудь девушку обиженную, буду я за ней ходить вместо матери… А то сына, видать, не дождусь…