Маримба! - [3]

Всякое обобщение упрощает. Представляю себе образованного литовца, читающего мои строчки. Как он хмурит брови, потом, не дочитав до конца, машет рукой, смеется – если у него хорошее настроение, пожимает плечами – если настроение так себе, а ему еще подпортили его какой-то ахинеей про литовцев… «Почему это литовцы жадные и не любят Балтийское море? Все разные!» Конечно! Когда я читаю или слышу, что на улицах российских городов ходят медведи, я, житель мегаполиса с населением около 20 миллионов, двумястами музеями и самым дорогим квадратным метром в Европе, смеюсь или бешусь – по настроению. Но когда я приезжаю в маленький, заплеванный, заброшенный российский город N. и в растерянности там оглядываюсь, я понимаю – если медведи здесь не ходили сегодня утром, то вечером пойдут точно.

Про Волну

В то лето была просто великолепная погода. Мягкая, солнечная. Практически не моросило, ни лило, не застилало тучами, не дуло. Лето, настоящее лето. С небом цвета индиго, с долгими вечерами, ясными утрами, безветренными полднями. Мы купались и купались – море не цвело. Должно было цвести, по всем законам Балтики. Вода – двадцать, двадцать один, двадцать два… Вот-вот зацветет. А она не цвела!

Мы купались с утра до вечера. Море было чуть неспокойное, возможно, поэтому и не цвело. Катька просто обожала волны. Плавать не надо – можно прыгать в огромных пенистых волнах. Море мелкое, волна закроет с головой, ты из нее вынырнешь – и опять по колено.

Войти в ледяную воду тяжеловато. Когда на солнце – тридцать, вода двадцать градусов обжигает, но к ней быстро привыкаешь. И выйти из естественного морского джакузи просто невозможно. Волна разбивается об тебя, это очень весело, и потом ты лежишь на гладком песчаном дне в мелких остреньких пузырьках, это непередаваемо приятно. И ты снова вскакиваешь, и бежишь навстречу следующей волне, и бросаешься в нее – захлестнет с головой, так захлестнет!

Катька осмелела, стала лезть все глубже. Я останавливала ее, конечно, но не очень настойчиво. «Глубже» в Прибалтике – это до пояса. Чтобы дойти до того места, где кончается дно, надо в штиль идти, и идти, и идти, чуть поплывешь – коленками проскребешь по дну.

Пробыв полчаса в холодной, бурной, пенящейся воде, ты выходишь совершенно обновленным, тела не чувствуешь, оно парит, идти невероятно легко. Тебе хорошо, тепло. Ты чувствуешь себя победителем, преодолевшим себя, холодное море, чувствуешь себя сильнее тех многих, которые, лишь коснувшись ногой ледяной воды, в ужасе отдергивают ее и побыстрее надевают теплые носки и ботинки.

Это всё утром, а вот вечером я купаться не очень люблю, какое бы ни было море – теплое ли, холодное, бурное или спокойное. Заставляю себя, но не всегда получается.

В тот день мы столько утром прыгали в волнах, столько лежали в пенящемся джакузи волн, так потом летело невесомое тело – летело прямиком к аппетитным картофельным блинчикам с красной рыбицей и пышной, взбитой сметаной… Так что вечером мне снова лезть в море совсем не хотелось.

Было до самого вечера яркое солнце, дул не очень сильный ветер, море еще больше разыгралось, и Катька просто гарцевала на месте, стоя на берегу, и все спрашивала с надеждой:

– Мам, мам, ты будешь купаться? Нет? Тебе холодно, да?

– Холодно, – отвечала я, кутаясь в палантин. – Да, мне к вечеру становится холодно. Да, мне уже сто лет, особенно в сравнении с тобой. У меня не очень хорошие сосуды. Я не люблю мерзнуть. Я вообще твою Прибалтику, ты знаешь, терплю только ради тебя…

Катька терпеливо выслушивала мой длинный монолог, направленный на то, чтобы убедить саму себя, что купаться второй раз совершенно необязательно, и вздыхала:

– Ну ладно.

– Одна пойдешь?

– Нет, наверно.

Мы шли по берегу дальше, и я начала заводиться:

– Почему ты не хочешь одна искупаться? Что ты меня мучаешь! Узурпатор! Дети вообще такие эгоисты! Мучают, мучают, а потом убегают!

– Мам, – остановила меня Катька, – я не хочу никуда от тебя убегать!

– Да, не хочешь! Это ты сейчас не хочешь, пока штаны сама застегивать нормально не умеешь! А потом убежишь и не вспомнишь! Будешь раз в месяц звонить и спрашивать, не хочу ли я есть, и съела ли я уже ту булочку, которую ты мне в прошлом месяце привозила. «Съела, дочка! Хочу есть!» – «Ну что же ты, мама, так много ешь! В твоем возрасте кушать нужно умеренно!»

– Мам… – Катька, хоть и знала наизусть этот мой рассказ о будущем, набрала полные глаза слез. – Я так никогда тебе не скажу!

– Да ладно! – махнула я рукой.

Я еще немного поговорила о том, что будет впереди, и что было раньше, и какая я хорошая и ответственная мать, а Катька – эгоистичный маленький деспот, и стала уговаривать ее:

– Иди одна.

– Нет…

– Иди одна! Что ты меня мучаешь? Ты же хочешь купаться, а я – нет! Иди одна! Окунешься пару раз, попрыгаешь в волнах, я с берега на тебя посмотрю. Сфотографирую.

– Хорошо, – вздохнув, согласилась Катька. – А ты точно не пойдешь?

– Точно.

Катька, сопя, разделась, последний раз с надеждой заглянула мне в глаза.

– Иди, иди! – слегка подтолкнула я ее. – Не стой на ветру, замерзнешь, трудно входить будет!

Она покорно пошла к морю, то и дело оглядываясь на меня. Я подбадривала ее улыбками и жестами, посильнее кутаясь в палантин. Купаться вечером! Издевательство. Мне и без купания зябко. Даром, что солнце – никакого тепла нет. Да, днем было очень здорово купаться. Так то было днем. Сейчас же – никакого желания лезть в воду. Мы очень долго гуляли, далеко зашли, я надеялась, что Катька перехочет или я сама от прогулки разогреюсь. Но она не перехотела, а я не разогрелась.