Марианская впадина - [20]

Шрифт
Интервал


Я почувствовала что-то мокрое на своей руке и, взглянув вниз, увидела рядом Джуди, она лизала мне пальцы. Я осторожно погладила ее другой рукой по голове, она немного напряглась, но позволила мне сделать это и даже чуть наклонила голову, когда я почесала ей за ухом.

Странно, но мне было хорошо. В руке у меня была фотография, я думала о тебе и чувствовала себя нормально – это премьера. Обычно воспоминания о тебе омрачали все вокруг, а это как-то согревало меня. Я решила взять фотографию с собой и сунула ее в рюкзак.


Когда Гельмут, проведя половину вечности в ванной, грузно дошагал до гостиной и увидел, что я сижу рядом с Джуди на ковре и глажу ее, он поднял брови от удивления.

– Ну, вы подружились?

– Кажется, немножко, да.

– Вот и хорошо. Так вы мне с Джуди лучше сможете помогать. Проще, когда ей не захочется что-нибудь у вас откусить.

Я встала, чтобы упаковать оставшиеся вещи.

– Мрачновато тут у вас дома, – заметил мой гость, усаживаясь на диван. Он позвал собаку к себе, даже не спрашивая меня, можно ли собаке на диван. Может быть, он подумал, что в моей неопрятной квартире это не имеет значения. Оно и не имело, но со стороны человека, который еще вчера на меня нарычал, когда я хотела положить ноги в машине на переднюю панель, это было нагловато. Ну ладно.


Когда я все собрала, и крем от солнца нашелся тоже, я еще раз окинула взглядом свою хибару, перед тем как закрыть дверь ключом. Было такое ощущение, что я закрываю ее навсегда, как будто я закрываю целый отрезок жизни. Вдруг мне стало страшно, и я не знала, откуда этот страх и чего я боюсь. Боялась ли я будущего? Настоящего? Или, прежде всего, прошлого?

– Мы пойдем сегодня наконец? – не терпелось Гельмуту.

Я, видимо, так погрузилась в свои мысли, что стояла, как ненормальная, с вытянутой рукой, замерев в сантиметре от замочной скважины.

– Да-а, господи! – пробормотала я и заперла дверь.

7800

Первую остановку мы сделали, как только выехали из центра города. Мне было ясно: так мы будем путешествовать и дальше, а по возвращении я смогу выпустить книгу под названием «Германия и Австрия: лучшие места для остановок в туалет». Эта мысль развеселила меня, что для Гельмута не прошло незамеченным.

– Радуетесь путешествию? – спросил он, перестраиваясь к обочине, чтобы остановиться.

– И это тоже. Послушайте… А куда вы сегодня ночью в туалет ходили?

– Этого вам лучше не знать, – посмотрел он на меня без каких-либо эмоций.

Я улыбнулась в неуверенности, не дразнит ли он меня, но поняла в это мгновение, что мне и впрямь не хотелось этого знать.

Меж тем алгоритм наших остановок был отработан. Он выходил, я без напоминаний брала поводок, пристегивала собаку, и, пока он со своим рулоном туалетной бумаги пропадал в кустах, мы с Джуди наматывали круги на опушке леса. Собираясь в дорогу, я не забыла о своей миниатюрной карманной лупе размером с большой палец, которая сейчас болталась у меня на шее, на кожаном шнуре. Проходя мимо кустов, я наклонялась и рассматривала, что там происходит. Большинство людей пробегают мимо таких вещей, я имею в виду: мимо растительной жизни вокруг себя. Есть даже такой термин – plant blindness, что-то типа ботанической слепоты. Это понятие означает наличие тенденции среди людей не замечать растительный мир вокруг себя, а точнее, не воспринимать его как нечто живое.

Однажды, когда мы с тобой вместе шли по лесу, ты с каждого куста, каждой свисающей ветки срывал листочек, проходя мимо.

– Перестань, – не выдержала я и схватила тебя за руку, когда ты в очередной раз потянулся к листочку.

– А что? Растениям же не больно.

– Откуда ты знаешь? Ты их спрашивал? Кроме того, представь: стоишь ты где-нибудь, вдруг проходит мимо дерево и отрывает тебе палец? Тебе понравилось бы?

Чего я не учла, это того, что мы с тобой недавно посмотрели на видео «Властелина колец». Шагающие деревья – энты – произвели на тебя неизгладимое впечатление.

– Ты думаешь… ты думаешь, такое возможно?

– Нет, Тим, это образно, только для примера.

– Но во «Властелине колец» деревья ведь тоже могли ходить.

Ты в сомнении отступил от куста на пару шагов и внимательно на него посмотрел.

– Это всего лишь кино.

– Может, они только маскируются?

– Да нет. Не бойся!

– А откуда ты знаешь?

В общем, несколько недель ты в лес не ходил. Моим педагогическим триумфом это, бесспорно, не было.


Меж тем я раскрыла свою лупу и держала ее над лесным клопом, сидевшем на листике. Эта была арма ольховая – arma custos – один из моих любимых клоповщитников, наверное, только из-за названия. Я поднесла лупу ближе и стала рассматривать коричневую спину с узором из крапинок по краям. Я люблю лесных клопов, потому что они своей почти треугольной формой напоминают мне широкоплечих атлетов – как будто они в фитнес-клубе занимаются и могут вмазать при случае, если кто-то к ним приставать вздумает. Я бы тоже хотела научиться стойкости у этих малых.

Мой маленький хищник поймал себе добычу. Клоп глубоко воткнул свой хоботок в божью коровку и уже вовсю высасывал ее внутренности. Ты был бы сейчас вне себя от ярости, потому что божьи коровки были твоими любимцами. Но, если честно, ты только их и умел определять.


Рекомендуем почитать
Кишот

Сэм Дюшан, сочинитель шпионских романов, вдохновленный бессмертным шедевром Сервантеса, придумывает своего Дон Кихота – пожилого торговца Кишота, настоящего фаната телевидения, влюбленного в телезвезду. Вместе со своим (воображаемым) сыном Санчо Кишот пускается в полное авантюр странствие по Америке, чтобы доказать, что он достоин благосклонности своей возлюбленной. А его создатель, переживающий экзистенциальный кризис среднего возраста, проходит собственные испытания.


Человек, который видел все

Причудливый калейдоскоп, все грани которого поворачиваются к читателю под разными углами и в итоге собираются в удивительный роман о памяти, восприятии и цикличности истории. 1988 год. Молодой историк Сол Адлер собирается в ГДР. Незадолго до отъезда на пешеходном переходе Эбби-роуд его едва не сбивает автомобиль. Не придав этому значения, он спешит на встречу со своей подружкой, чтобы воссоздать знаменитый снимок с обложки «Битлз», но несостоявшаяся авария запустит цепочку событий, которым на первый взгляд сложно найти объяснение – они будто противоречат друг другу и происходят не в свое время. Почему подружка Сола так бесцеремонно выставила его за дверь? На самом ли деле его немецкий переводчик – агент Штази или же он сам – жертва слежки? Зачем он носит в пиджаке игрушечный деревянный поезд и при чем тут ананасы?


Блаженны нищие духом

Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!


Крепость

В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.


«Жить хочу…»

«…Этот проклятый вирус никуда не делся. Он все лето косил и косил людей. А в августе пришла его «вторая волна», которая оказалась хуже первой. Седьмой месяц жили в этой напасти. И все вокруг в людской жизни менялось и ломалось, неожиданно. Но главное, повторяли: из дома не выходить. Особенно старым людям. В радость ли — такие прогулки. Бредешь словно в чужом городе, полупустом. Не люди, а маски вокруг: белые, синие, черные… И чужие глаза — настороже».


Я детству сказал до свиданья

Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.